Девочка стального магната - Елена Гром

Болезненно и сладко, так, что я начинаю задыхаться, словно стою на открытой местности под порывами сильного ветра.

Тонкая кружевная ткань поддается, и я вскрикиваю, когда слышу ее треск.

– Борис…

– Нагнись… – подходит он ближе и упирается горячей твердостью, уже не прикрытой ничем.

Меня начинает вести, но я не делаю и попытки дернуться. Все моё существо трепещет в ожидании того, что мой мужчина собирается сделать. И мне плевать что, потому что любое его действие мозг давно расценивает как ласку. Даже ту боль, что он порой приносит своими словами и поступками.

Его жадная ладонь начинает мять мне ягодицы. Медленно разминать. Но вдруг резкий ожог на коже. Не успеваю и подумать о том, что произошло, как меня настигает новая жалящая боль от его тяжелой ладони. Но такая сдержанная, словно Борис пытается себя контролировать.

И совершает еще серию ударов, затем опуская мне пальцы между ног. Тонкая полоска сиреневых трусиков уже давно влажная.

– Сними, – выносит мои чувства на новый уровень его гортанный приказ. Я подцепляю ткань и веду вниз, до самых щиколоток. И почти кончаю, когда его огромный ствол начинает елозить по половым губам…

Мне до дрожи хочется его внутри, но знаю, что будет так, как пожелает он. И знаю, что его желания давно стали отражением моих.

Тех, о которых я даже не могла и подозревать.

Длинные горячие пальцы силой сдавливают кожу на бедрах, тянут меня назад, так что сам Борис садится, а я остаюсь в положении вниз головой, продолжая чувствовать искры на половых губах от постоянного трения.

– Работай бедрами, – слышу сверху и принимаюсь елозить по его влажному от моих соков стволу. Но в таком положении мне не нравится. Чувствую себя куклой, а хочу быть женщиной. Его женщиной.

Я резко переворачиваюсь. Вижу, как ему не нравится моя инициатива, но я толкаю его в покрытую мышцами грудь на кровать и забираюсь сверху. Тону в том, как он облизывает взглядом моё упругое тело.

Борис сжимает тисками мою талию, и я, облизывая губы, улыбаюсь.

– Я помню про брачную ночь, – мой покорный шепот сопровождаю лаской темного соска, на что грубая рука кочует на задницу. Сминает плоть до легкой боли. Другая на грудь, что вызывает внезапное желание взорваться экстазом прямо сейчас.

Но сам процесс познания его тела мне нравится больше. Границ, которые Борис позволяет мне раздвинуть. Чем дольше мы раздеты, тем дольше я вижу его такого. Неистового. Живого. Настоящего.

Это ощущение становится наркотиком, которым я начинаю дышать. А без него задыхаться.

Приподнимаю бедра и нахожу пальцами его длинную, увитую венами плоть.

Меня штормит от ощущения восторга, словно я ставлю на нем свою печать, чуть царапая горячую кожу.

Толкаю ее вперед, на его живот, и сажусь сверху, затевая танец бедрами, словно скользя по шесту. Сначала медленно, потом все быстрее, напрягая мышцы живота.

Клитор задевает головка, торкая нервные окончания, и я прикусываю в кровь губы, испытывая настоящий бурный, как реки, восторг от каждого касания.

От того, как напрягается челюсть Бориса, как на его глаза ложится пелена страсти, а мои давно слезятся.

Движения бедер все резче и в миг мои волосы сжимают его пальцы, задирая голову. А он сам звериным поцелуем вторгается в рот. Вылизывает мне язык, не проявляя ни грамма нежности и заботы. Он просто оккупирует влажное нутро, пронзая тело новыми и новыми иглами желания. И я мычу ему в рот, танцуя половами губами на члене все интенсивнее. Пока его губы не перебираются на шею. Зубы прикусывают кожу на плече.

– Быстрее. Давай, девочка, двигайся, – шипит он, продолжая причинять боль руками, но тело все равно наливается сладким томлением, предвещающим ураган.

Он сносит через секунду мысли, оставляя одну, кристально чистую: «люблю». И я сотрясаюсь в изумительном экстазе, выкрикивая: «Да, да. О, Господи, да!». Затем замирает и Борис, забрызгивая обжигающей субстанцией часть груди и шеи. И я уже плавлюсь от нежного касания к своей шее, сама целую кадык, как вдруг холодный голос:

– Понравилось кончать, Нина? – еще бы. Это лучшее, что я испытывала. – Опозоришь меня еще раз, забудешь, что такое «оргазм». Будешь, как кукла, только семяприемником. Поняла?

Он дергает мое побелевшее лицо к себе и жалит взглядом.

– Ну?

– Поняла.

Еле кивнула, чувствуя на себе его липкие выделения, которые перестали казаться желанными. Ненавижу эти моменты, когда он спускает меня с небес на землю, вдавливая ногой в асфальт. И тут же вопросы, вытесненные романтическими эмоциями, появляются снова, но в ванну мне хочется сильнее.

Отдохнуть от его тяжелой, давящей на мозг энергетики.

– Я хочу помыться.

– Нет, – переворачивает он меня и прижимается грудью к спине, взяв в плен рук. – Сегодня спишь так. Грязной… В моей сперме. Чтобы помнила, кому ты принадлежишь.

«Забудешь тут, ага», – внедряется в мозг злая мысль. И все счастье смыто волной нового унижения. И я прикрываю глаза, думая, что уж лучше бы он меня выпорол, чем резал без ножа подобными угрозами.

Новый год для меня был всегда самым любимым праздником. Временем, когда чудеса пусть и не исполнятся, но никто не смотрит, как на чудную хотя бы за веру в них.

Дома мы всегда ставили пушистую, свежесрезанную елку и украшали ее игрушками, которые еще остались от бабушки. И родители никогда не скрывали от нас, что подарки дарят они, а не Дед Мороз. При этом копили весь год, чтобы удовлетворить наши пожелания, порой даже самые дикие.

Так на седьмой год моей жизни у нас дома появилось фортепьяно. О том, какую истерику устроила Уля вспоминать не хочется, но уже через месяц она стала владелицей гитары, которая так и осталась висеть на стене гостиной.

В этот же новый год я хотела только одного. Провести его с любимым.

Экзамены были позади. А часть сдана экстерном, чтобы в январе не беспокоиться, а спокойно заниматься свадьбой. Теперь осталось только подготовить квартиру. Что я и делаю, одновременно обдумывая, почему Ульяна так и не взяла трубку за эту неделю.

Я никогда ей не звонила, но после произошедшего стала чувствовать свою вину. Без отчётливой, но при этом острую.

Ведь я не хотела Бориса. Даже не думала о его внимании, тем не менее, возможно, разрушила распланированную жизнь сестры.

Не важно, что мы никогда не были близки. Да и ее слова насчет жены так и всплывали в памяти снова и снова, как дразнящий рыбака лосось.

Но Борис ответил на мой вопрос, а на счет большего я интересоваться не решалась. Какая она была? Любил ли он ее? Где она сейчас?

Лампочки на елке загорелись, светом изгоняя неприятных, как тьма, вопросов.