Хранительница его сокровищ - Салма Кальк

Подошла, прислушалась.

Сокол тихо, и не выбирая особо выражений, объяснял талантливой магической молодёжи, что они кругом неправы.

— Но она же девка из рыбацкого квартала, чего она вообще? — перед Соколом стоял Серафино, стройный красавец, выходец из какого-то до умопомрачения древнего рода где-то в Фаро, как уже знала Лизавета из болтовни мальчишек.

Он был старателен, но заносчив, из него то и дело лезли принятые в семье правила. Сокола он уважал, но принципы Лиса были ему намного ближе.

— Госпожа Аттилия — маг. Ясно тебе? Не стоит её сердить, а то прыщ на каком-нибудь интересном месте добавит красок твоей жизни. Нужна девка — их тут полон замок, и что ты за маг, если не можешь найти себе девку на ночь? — Сокол был спокоен и насмешлив.

— Да за столом же с нами сидели, и глазами тебя ели, и ты ещё говорил, что не настолько оголодавший кот, чтобы кидаться на таких мелких мышей, — поддел Руджеро.

— Видимо, этому коту нужно, чтобы мышь пришла к нему сама? — усмехнулся Сокол. — Так бывает, но это должен быть очень особый кот и очень особая мышь.

— Очень глупая, наверное, — рассмеялся Альдо.

— Не обязательно глупая. Но у каждой мыши, уверяю вас, есть интерес. И если его знать — то мышь непременно придёт. Однако, если вам, друзья мои, безразлично, какую именно мышь поймать — то всё гораздо проще. Обычные серые мыши ловятся легко и безболезненно, даже без применения магических сил. Улыбка, комплимент и искренний интерес творят чудеса. Плюс на вашей стороне юность, дерзость и свежесть, думаю, вам простят даже некоторую неискушённость. И раз уж мы тут с вами заговорили, то — завтра службы утром и днём, а вечером приём и бал, — на словах о службах все пятеро тяжело вздохнули, на словах о бале оживились. — На балу быть всем в лучшей одежде. Танцевать умеете? — получил в ответ более-менее согласные кивки, после чего продолжил. — На балу будут местные достойные люди с дочерьми, этих дочерей следует развлекать, с ними танцевать, провожать к столу, предлагать напитки и закуски и вообще вести себя прилично. Ну и если это не слуги и не маги — пальцем не трогать, только в танце. А если маги — только по договорённости, чтоб без ссор и скандалов. Ясно?

И смотрел на каждого по очереди, пока не получил это самое «Ясно».

— А сейчас повернулись и пошли вниз. Можно спать, можно охотиться. Но на службе утром быть всем. А хотите поразить госпожу Аттилию — старайтесь. Это вам не служанка из замка, ей приглашающего взгляда недостаточно.

— А вы почему не охотитесь? — Серафино откинул назад красивые вьющиеся светлые волосы, достававшие ему до плеч.

— А я, мальчик мой, старый хитрый кот, который охотится на ту самую очень особую мышь. И даже, наверное, не кот, а охотничья птица. Неповторимые качества моего приза для меня намного важнее каждодневного непритязательного утешения. Ступайте, и чтобы я вас сегодня больше не видел и не слышал.

И дальше мальчишкам оставалось только повернуться и уйти вниз. А Сокол открыл дверь, выпустил на площадку Лизавету, дождался, пока она попадёт к себе — пришлось объяснить Тилечке, что это она, а мальчишки ушли — и пожелал ей доброй ночи.

Вот так и случилось, что Лизавета получила свой бал — ну подумаешь, лет на тридцать попозже, чем положено. Она вертела головой, разглядывала убранство зала и наряды гостей, и всё время ей попадалось на глаза что-то, чего она еще не встречала, не видела и очень хотела разглядеть.

День вышел суматошным — с утра всех разбудили на службу, вот прямо сразу, даже без завтрака. Служба отличалась от тех, что Лизавета видела в Фаро, большим количеством песнопений и красочностью одежд как служителей, так и прихожан. Ну да, у них же здесь праздник.

Как почётных гостей, их разместили на скамье позади герцогской. И часть службы Лизавета разглядывала господина здешнего герцога. Он оказался в годах, по виду — как её отец, ну или люди того поколения. Здесь это могло означать как «на самом деле сорок, но выглядит на семьдесят», так и «маг, лет много, хорошо сохранился».

С ним на скамье сидели мужчины и женщины разного возраста. Мужчины в черном, женщины в разноцветном, но сдержанных тонов. Очевидно, семья.

А с ней рядом на скамье сидел Сокол. Он был одет, как всегда — в своём шерстяном дублете, который ему, однако, почистили с дороги.

И у него было совсем другое лицо.

Когда он стукнул в дверь и спросил, готовы ли они с Аттилией идти в храм, Лизавета подошла и открыла — голос-то знакомый. И ахнула от неожиданности — перед ней стоял не пойми кто. Волосы короче, глаза чернее, кожа смуглее, нос длиннее и острее.

— Не пугайтесь, госпожа моя, так надо, — он вошёл к ним и на мгновение принял свой обычный вид. — Меня не должны узнать, поэтому в замке и в городе я буду выглядеть так.

— А есть, кому вас узнавать?

— Вполне, — кивнул он и опять принял чужой облик.

— А как вас теперь зовут? — спросила Тилечка.

— Так и зовут, мало ли птичьих перьев разнесло по свету? Но если вдруг — я приехал к господину Астальдо с далёкого юга, из Монте-Реале.

Лизавета понятия не имела, где этот Монте-Реале и что там, но Тилечка закивала.

— А вы там были? — тут же зацепилась она за интересное.

— Конечно, и не раз. У меня там неподалёку дочь замужем.

Он открыл им дверь и предложил следовать за ним. Лизавета уже на лестнице поняла, что отучилась ходить в длинном платье, была подхвачена под руку и зафиксирована в таком положении.

Сокол знал дорогу в замковый храм, а у входа их уже поджидали остальные. Лис придирчиво оглядел Лизавету — она старательно смотрела в пол — и разрешил проследовать внутрь.

После службы, о радость, им накрыли завтрак. Это великолепно. Пирожных с кремом не предлагали, но свежевыпеченные пироги и булки с маслом — пожалуйста.

А после нужно было придумать, в чём идти на бал. То есть вариантов-то не было — проклятущее чёрное платье. Но вместо чепца Крыска разрешила надеть дорожную шапочку, и нашла где-то кусок серебристой сетки, в которую можно было сложить Лизаветины три волосинки и прикрепить сзади под шапкой. Тилечке Лизавета заплела косу от уха до уха, и обвернула её куском той же сетки. Получилось неплохо. А основную массу волос ей, как юной деве, можно было распустить.

Наконец-то есть повод накраситься. Достать ларец от госпожи Клары, пройтись по лицу пудрой и румянами, растушевать тени, подвести глаза, начернить и удлинить ресницы. Восторженно заверещавшая при виде готового Лизаветиного лица Тилечка тоже получила немного теней и накрашенные ресницы. И на губы тоже нужно добавить немного тона.

Ещё радость — открытая сорочка. У Лизаветы такая была одна, как и у Тилечки. В дороге бесполезна, там лучше наоборот, чтобы под горло, а тут — хоть часть декольте показать. Правда, настоящее платье знатной дамы содержало в себе корсет, и шнуровка у него сзади, а не спереди, ну и ладно.