Ее величество кошка - Бернард Вербер

– Затем, не дожидаясь, пока мы испустим дух, с нас сдирали шкуру, шедшую на перчатки, сумочки, бумажники. Наша щетина шла на зубные щетки и швабры.

Ассистент приносит мешок с соответствующими предметами. По рядам присутствующих и по скамье присяжных пробегает волна ропота. Некоторые закрывают себе копытцами глаза, чтобы ничего не видеть.

Довольный произведенным впечатлением, Сен-Жюст медленно продолжает:

– Люди извлекали наши кишки, опорожняли, промывали и набивали фаршем из наших мышц – так делали сосиски. Наши окорока шли на ветчину. Это предприятие производило более ста двадцати наименований продуктов мясной переработки. В пищу шла даже наша грудная клетка («ребрышки»), конечности («свиные ножки»), уши. Все это считалось чрезвычайно вкусным.

Демонстрируются фотографии ресторанных меню, вызывающие дружное возмущенное хрюканье.

– Но худшее, господа и дамы присяжные, происходило до умерщвления. Сразу после рождения нас отнимали у матерей, заранее вырвав у тех зубы, чтобы не дать им совершить детоубийство. Дело в том, что мудрые свиноматки, чувствуя, что здесь творится, пытались побыстрее избавить свое потомство от уготованных ему мучений.

Прокурор выдерживает паузу для большей внушительности своей речи.

– Каких мучений? – спросите вы. А вот каких. Сначала нас заталкивали в тесные отсеки, где мы терлись друг о друга. Зажимали голову металлическими брусьями, чтобы рыло все время было погружено в еду. Зачем? Для откорма. Представьте себе жизнь в полной неподвижности, с единственной целью стать безобразно толстым, дать мясо пожирнее и посочнее. Целью людей была максимальная рентабельность, иными словами, скорейшее доведение нас до наибольшей степени ожирения.

Прокурор Сен-Жюст снова умолкает, чтобы все прониклись смыслом его речи.

– Пора представить вам первого свидетеля обвинения, – говорит он.

В дверь справа входит седой кабан.

– Перед вами дикий кабан из леса Фонтенбло. Вот какими мы были бы, если бы нас не одомашнили. Этот кабан – живое напоминание, что мы могли бы жить на свободе, расти на свежем воздухе, в своей естественной среде, гуляя по лесам, находя пищу в полях и, наконец, достойно умирая от старости. Расскажите о вашей жизни, уважаемый первый свидетель. Думаю, присяжным это будет интересно.

– Что ж, я и вправду дикий кабан, сохраняющий, как видите, свою защитную щетину. Признаться, увидев впервые в жизни домашнюю свинью, я испытал шок. Я считаю, такая голая, розовая, без шерстинки кожа выглядит неприлично. По мне, так у свиньи должна быть щетина, и чем она длиннее и гуще, тем лучше, хотя бы как защита от холода и от дождя.

Аудитория одобрительно шумит.

– В свинарниках мы избавлены от метеозависимости, – иронизирует кто-то.

Я вспоминаю голубоглазого сфинкса, тоже щеголяющего, пускай и по другим причинам, розовой кожей, как свинья.

– Продолжайте, дорогой кабан, – просит Сен-Жюст, не желающий нарушать ход процесса.

– Разумеется, оказавшись здесь в первый раз, я с удивлением увидел эту бойню и все, что здесь творилось. Пусть в лесу небезопасно, зато там я свободен, у меня своя территория, и я ее защищаю. Я стараюсь быть сильным и умным. Своим долголетием я обязан инстинктам и боевитости, выбору, который я каждый раз делаю самостоятельно. А вы, свиньи, имевшие несчастье родиться здесь, обречены на бессилие перед судьбой. Еще меня потрясло здесь отсутствие деревьев и естественного освещения. Вы жили при искусственном синеватом свете, вредном для зрения.

– Неоновые светильники! С их помощью люди ускоряли наш рост, обманывая наш мозг, искусственно изменяя время дня и ночи, – уточняет обвинитель Сен-Жюст. – Но вернемся к главному: каково ваше мнение об обвиняемых, досточтимый свидетель?

– Ввиду всего вышеизложенного я считаю, что все люди достойны истребления в наказание за все причиненное ими зло. Я призываю присяжных проголосовать за смертный приговор.

Свиное стадо согласно со свидетелем – некоторые особи аплодируют, звучит одобрительное хрюканье.

Следующий свидетель – черный бык. Шампольон продолжает переводить:

– Люди помогли мне появиться на свет и воспитали меня с одной целью: развлечь их сценой моего умерщвления, именуемой ими корридой. Действо разыгрывалось на огромной арене, окруженной рядами зрительских трибун для многих тысяч зевак, плативших за это удовольствие. Там царила радостная атмосфера. Под поощрительные крики и аплодисменты тореро втыкал в спины быков заостренные палки. У нас не было никаких шансов на победу. Агония быка могла длиться долгие часы.

– Тем не менее вы здесь, перед нами. Как вы уцелели? – спрашивает прокурор.

– В награду за храбрость в бою люди согласились сохранить мне жизнь. Помилование – большая редкость, мне повезло. Мне выпал исключительный шанс спокойно состариться. Других таких счастливцев я не знаю. Но из своего стойла я видел немало смертей и глох от аплодисментов несметных толп, радовавшихся агонии моих собратьев. Потом я узнал, как поступают с побежденными быками: им отрезают хвост и уши, чтобы преподнести в награду убийце, а тушу разделывают, и мясо продают окрестным ресторанам. Никакого почетного погребения павшего не предусмотрено, зато убийцу носят на руках как героя.

Новая волна негодования в зале. Даже присяжные не могут скрыть отвращения.

Следующим свидетелем обвинения выступает гусь.

– После всего, что я здесь наслушался, становится ясно, что самой худшей и длиннейшей пыткой было все же обращение с нами, гусями. Люди завели привычку запирать нас в страшной тесноте и насильно раскармливать, вызывая ожирение и рак печени: такая гусиная печень слывет у них упоительным деликатесом.

От этого рассказа одну свиноматку из жюри присяжных рвет. Ее быстро выводят под неодобрительное хрюканье зала.

Я поворачиваюсь к Пифагору и шепчу ему:

– Намеренно испорченный орган как блюдо? По-моему, гусь преувеличивает. Да, среди людей есть садисты, но чтобы такое извращение?..

Очередным свидетелем, вызванным прокурором, оказываюсь… я. Я неуверенно тащусь к месту, названному Шампольоном барьером.

Сен-Жюст указывает на меня копытцем.

– Вы – кошка, а к кошкам люди, как нам известно, относятся лучше, чем ко всем остальным животным. Каково ваше мнение о показаниях свидетелей обвинения?

– Сказать правду, ваше величество? По-моему, во всем том, что мы тут выслушали, большая доля преувеличения. Атмосфера накалена, и многие, поддавшись лирике, клеймят людей, находящихся в явном меньшинстве. Я не верю ни рассказу про корриду, ни тому, что гусей откармливают ради гипертрофированной печени.

Шампольон без промедления переводит мои слова. Аудитория возмущенно топорщит щетину.

– Уж не поражены ли вы слепотой? – спрашивает меня Сен-Жюст. – Как вы можете не видеть зла, которое люди причиняют всем окружающим?