Бешеный мир - Роман Глушков

Отряд Кукушкина примчался сюда после того, как на базу «Гегемонии» в Арзамасе – ближайшую к Саранску, – поступил тревожный сигнал от одного из агентов фонда. А поскольку этот агент был не простым шпионом, а шпионом, работающим с вышеупомянутым оборудованием, на его спасение были брошены вертолет и целая группа спецназа. Которая, прибыв на место, отыскала труп Рустама, поняла, что опоздала, и задействовала оперативный сценарий, разработанный специально для подобных случаев.

Сценарий тот был предельно прост: враги, покусившиеся на жизнь агентов фонда, подлежали уничтожению. Брать в расчет, что это не мы убили Ходока, а зомби, никто не собирался. С какой стати? Быстрое и жестокое отмщение врагам вроде нас являлось одним из ключевых политических принципов «Гегемонии». Если бы спецназовцы нарушили его, их бы наказали. Также их наказали бы, если бы они не доставили на базу оборудование, которым пользовался Рустам. Это была вторая причина, по которой нас требовалось непременно разыскать, потому что мы, судя по всему, увезли с собой ключ от этого оборудования, прикарманив его вместе с вещами агента.

Зачем вообще «Гегемония» вербовала шпионов среди чисторуких? Ведь она в первую очередь боролась только с копателями и, по идее, могла бы сотрудничать с нормальными людьми вроде Ректора и его общины?

Я подозревал, что задаю вопрос, выходящий за рамки компетенции простого охранника. И потому не удивился, когда тот не дал мне на него внятного ответа. А предположить, что на самом деле фонду было плевать на выживших людей, и что он преследовал лишь собственные интересы, Олег категорически не желал.

Я посочувствовал ему, как идеалисту с промытыми на службе мозгами, и решил зайти с другого боку. А именно – спросил, почему фонд носит столь красноречивое название. Не подразумевает ли это, что он вынашивает планы установить тотальный контроль над выжившим человечеством. Или того хуже: превратить его в копателей, поскольку, не исключено, что именно «Гегемония» являлась причиной зомбирования людей во всем мире.

Пропагандисты фонда, надо отдать им должное, и тут поработали на славу. Сама постановка моего вопроса показалась Кукушкину абсурдной, ведь каждому бойцу в «Гегемонии» известно, что это не так. Гегемония человека на планете закончится сразу, как только мы захороним себя в Котловане и уступим трон царя природы другому животному виду. Для того, чтобы этого не произошло, и все вернулось на круги своя, и был создан данный фонд. Фонд пока еще гегемона Земли – человека! Который будет и дальше отстаивать свое право называть себя так, поскольку мы завоевали его в нелегкой эволюционной гонке, длившейся сотни тысяч лет…

Поняв, что мне больше не вытянуть из Кукушкина ничего полезного, я решил, что настала пора от него избавляться. Проще всего это было сделать, пустив ему пулю в висок или попросив Панкрата свернуть ему шею. Однако Панкрат, который только что отвешивал Олегу подзатыльники, нахмурился и помотал головой, когда я знаками намекнул ему, что наш разговор с пленником окончен.

Что ж, известная история: когда пленники покладисты и не играют в молчанку, напарник поневоле добреет и утрачивает желание пускать им кровь. Ох уж эта его несвоевременная сентиментальность!.. Я недовольно поморщился. Но поскольку во мне тоже угасла злоба к нашему несостоявшемуся убийце – тем паче, что я и так всадил в него три пули, – то я лишь махнул рукой и демонстративно отвернулся. Дескать, хрен с тобой, Ананас, поступай как знаешь, а я умываю руки.

– Давай высадим парня вон у той фермы, – предложил «гуманист», указав на огни, что зажглись в вечерних сумерках за лесом примерно в полукилометре от нас. Кроме этого света и возвышающегося над деревьями ветряка больше в той стороне было ничего не разглядеть. Но поскольку лишь хорошо защищенные люди не боялись привлечь к себе копателей электрическими огнями и шумом крыльев ветряной мельницы, догадка Панкрата насчет фермы, скорее всего, была верна. Бродяги не станут возводить вокруг поля оборонительный периметр. Таким нелегким трудом станут заниматься лишь хозяева окрестных земель, и никто другой.

– Высадим парня здесь! – выдвинул я встречное условие, не желая соваться туда, где нам вряд обрадуются. Моя идея выглядела уже не столь гуманно. Но Кукушкин должен был благодарить меня и за такую милость. – Жить захочет – сам доползет до фермеров. Ну а не доползет или наткнется на копателей, нам-то какая разница? Пусть радуется, что вообще наткнулся на гуманистов, а не на отморозков вроде Вована Дырокола.

– А вас не тревожит, господин Степан, что Кукушкин сначала получит на ферме лечение и приют, а затем вызовет сюда из Арзамаса вторую группу спецназа и убьет всех этих невинных людей? – подал голос Равиндер.

– Вот-вот! – закивал я, мысленно возблагодарив его за своевременную поддержку. – Ты это слышал, Ананас? А ведь после всего того, на что мы сегодня насмотрелись, беспокойство Сингха за судьбу здешних фермеров очень даже оправдано.

– Клянусь, что я не причиню фермерам никакого вреда! – поспешил заверить нас Олег, воодушевленный тем, что его, кажется, решили оставить в живых. – «Гегемония» не воюет с теми, кто оказывает нам помощь! Наоборот, она всегда готова помогать таким людям всем, чем только может!

– Звучит не слишком убедительно, – заметил я. – Хотя убеждать тебе надо не меня, а громилу, который сидит рядом с тобой, ведь это он ратует за твое помилование. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что он на тебя не разозлился.

– Ладно, хрен с ним, уболтали. Пускай ублюдок выметается здесь, – согласился со мной Панкрат. Все же нам с Сингхом удалось попридержать его сердобольный порыв. Который еще чуть-чуть, и мог бы обернуться тем, что Панкрат вдобавок подарил бы Олегу какие-нибудь лекарства.

Пенджабец остановил машину, и Кукушкин, пробормотав дрожащим голосом «Спасибо, ребята!», поспешно выбрался из нее. Точнее, открыл дверцу и с громкими стонами выпал на дорогу, так как с простреленными коленом и ступней он не мог ни ходить, ни даже стоять. Да и ползать ему наверняка было мучительно, но оставаться на полевой дороге он явно не собирался.

Теперь ему предстояло весьма суровое испытание. Возможно, самое суровое из всех, что когда-либо выпадали на его долю: проползти полкилометра по траве и постараться, чтобы дозорные на ферме не спутали его с копателем и не пристрелили почем зря. Хотелось бы мне узнать, каким будет финал злоключений Кукушкина. Вот только если наши пути вдруг опять пересекутся, мне, скорее всего, придется убить его безо всяких разговоров. Ну или ему меня – смотря, как карта ляжет.

Высадив нежелательного пассажира и бросив его на произвол судьбы, мы покатили дальше. Хорошо, что вместо погони за нами вертолетчики решили остаться в Муравьином и выяснить, что случилось с оперативной группой. Это позволило нам убраться на северо-запад и скрыться в лесах где-то на границе Мордовии и Нижегородской области. Жаль, радость наша была слабым утешением на фоне грозящих нам неприятностей. Уж если за несколько выпущенных в «черную колонну», автоматных очередей «Гегемония» едва не уничтожила общину Ректора, то гибель пятерых оперативников она подавно так не оставит. Пойдет ли она сама войной на Саранск или натравит на него новую зэд-волну, неизвестно. Но нам отныне возвращаться туда слишком опасно. Вне всякого сомнения, Ходок был не единственным шпионом «черных» в городе. Возможно, таковой до сих пор скрывался даже в МГУ – почему, собственно, «черные» и пожертвовали Ходоком, так как у них было, кем его заменить. Мы привезем дяде Гоше труп предателя, обрадованный дядя Гоша закатит по такому случаю гулянку и разнесет добрую весть по соседним общинам. А вскоре слава о нашем подвиге дойдет до «Гегемонии», и та обрушит свой гнев на Саранск. И заодно на нас, если мы все еще будем там находиться.