Он придет - Джонатан Келлерман

– Отличная почва для сбора такого рода данных.

– Да. И, если честно, это помогает нам привлекать средства – которые часто оказываются на нуле, доктор, когда вы хотите, чтобы такая огромная структура, как Ла-Каса, продолжала работать без заминки. Пойдемте, – он тронул меня за локоть, – давайте покажу вам остальную территорию.

Мы направились в сторону бассейна.

– Как я слышал, – заметил я, – преподобный Маккафри просто мастер собирать средства на благотворительные нужды.

Крюгер покосился на меня, оценивая мои намерения.

– Да, он такой. Это просто исключительная личность, так что ничего удивительного. И это занимает львиную долю его времени. Но все равно сложно. Знаете, у него был еще один детский дом – в Мексике, но его пришлось закрыть. Там нет государственной поддержки, а состояние частного сектора таково, что даже крестьяне голодают.

Мы уже дошли до края бассейна. В воде отражался лес – черно-зеленый фон, пронизанный яркими изумрудными прожилками. Стоял сильный запах хлорки вперемешку с потом. Одинокий пловец по-прежнему оставался в воде, методично нарезая петли от бортика до бортика – баттерфляйными гребками, требующими немалых мускульных усилий.

– Эй, Джимбо! – позвал Крюгер.

Пловец достиг дальней стенки, поднял голову из воды и заметил машущего ему воспитателя. Практически без усилий заскользил к нам и, подплыв, выскочил из воды чуть ли не по пояс – молодой мужчина разве что немного старше тридцати, бородатый, жилистый. Его пропеченное на солнце тело сплошь покрывали мокрые перепутанные волоски.

– Привет, Тим.

– Доктор Делавэр, это Джим Холстед, наш физрук и главный тренер. Джим – доктор Александер Делавэр.

– Вообще-то ваш единственный тренер. – Холстед говорил низким голосом, исходившим откуда-то из живота. – Пожал бы вам руку, доктор, да я весь мокрый.

– Все нормально, – я улыбнулся.

– Доктор Делавэр – детский психолог, Джим. Он посещает Ла-Каса как перспективный «джентльмен».

– Рад познакомиться, док; надеюсь, вы присоединитесь к нам. Красота тут, правда? – Он вытянул длинную коричневую руку к небу.

– Эффектно.

– Джим до этого работал в гетто, – сказал Крюгер. – В «Мэнуэл артс»[64]. Потом поумнел.

Холстед рассмеялся.

– Далеко не сразу. Я парень не привередливый, но когда какая-то обезьяна вздумала угрожать мне ножом в ответ на просьбу сделать несколько отжиманий, то это решило дело.

– Здесь вам наверняка не приходится с таким сталкиваться, – заметил я.

– Ни в коем случае, – пророкотал он. – Эти малыши просто классные.

– Кстати, напомнил, Джим, – перебил его Крюгер. – Я хотел переговорить с тобой насчет разработки особой программы для Родни Броуссарда. Что-нибудь для развития уверенности в себе.

– Не вопрос.

– Позже загляну.

– Заметано. Не пропадайте, доктор!

Косматое тело обтекаемой торпедой вошло в воду и, как выдра, заскользило над самым дном бассейна.

Мы еще с четверть мили прошли по краю территории. Крюгер показал мне медпункт – белую, без единого пятнышка небольшую комнатку со смотровым столом и кушеткой, сверкающую хромом и пропахшую антисептиками. Она была пуста.

– У нас есть дипломированная медсестра на полставки, которая работает по утрам. По вполне очевидным причинам врач нам не по карману.

Интересно, подумал я, почему «Маджестик ойл» или какой-то другой благотворитель не может обеспечить нормального терапевта на полную ставку.

– Но нам повезло – есть целый букет врачей-волонтеров, среди которых попадаются очень известные фигуры. Так что то один, то другой регулярно сюда заглядывают.

Пока шли, миновали несколько небольших групп воспитанников в сопровождении старших. Крюгер махал им, но в ответ махали только воспитатели. Дети чаще всего никак не реагировали на наше появление. Как предсказывала Оливия и подтвердил Крюгер, у большинства имелись какие-то бросающиеся в глаза физические или умственные недостатки. Мальчиков, похоже, было втрое больше, чем девочек, и дети в основном были по-латиноамерикански смуглые или чернокожие.

Крюгер сопроводил меня в столовую с высоким потолком и оштукатуренными стенами – безупречно чистую. За стеклянной перегородкой безучастно стояла молчаливая мексиканка с сервировочными щипцами в руке. Еда оказалась типично казенной – нечто вроде рагу из мясного фарша, желе из концентрата и переваренных овощей в густом соусе.

Мы уселись за шаткий столик на тонких ножках, и Крюгер прошел за прилавок в подсобку, откуда вернулся с подносом слоеных плюшек и кофе. Выпечка выглядела выше всяких похвал. Чего-то подобного за стеклом я не заметил.

На противоположной стороне помещения под неусыпным надзором двух студентов-воспитателей пила и ела группка детей. Вообще-то, точнее было бы сказать «пыталась есть». Даже издалека было видно, что у них церебральный паралич – одни спастически зажаты, другие непроизвольно подергивают головой и конечностями и с трудом доносят еду со стола до рта. Воспитатели следили за ними и иногда словесно подбадривали. Но физически не помогали, и большая часть заварного крема и желе оказывалась на полу.

Крюгер со смаком впился зубами в шоколадную плюшку. Я взял рулет с корицей, но просто вертел его на тарелке, отщипывая по кусочку. Он налил нам кофе и спросил, нет ли у меня еще вопросов.

– Нет. Все выглядит весьма впечатляюще.

– Супер. Тогда давайте расскажу о «джентльменской бригаде».

Крюгер выдал мне заготовленную историю волонтерской группы, напирая на мудрость преподобного Гаса, выразившуюся в подключении к участию в проекте местных корпораций.

– «Джентльмены» – это зрелые, удавшиеся личности. Для большинства детей это единственная возможность иметь перед глазами стабильную мужскую ролевую модель. Все получили хорошее образование и воспитание – это настоящие сливки общества и как таковые представляют для детей редкостную картину успеха. Это учит наших воспитанников, что стать успешным человеком действительно возможно. Они не только проводят время с детьми здесь, в Ла-Каса, но и забирают их из лагеря – на всякие спортивные мероприятия, в кино, в Диснейленд. И к себе домой на домашние обеды. Это дает детям доступ к образу жизни, которого они никогда не знали. А для успешных взрослых мужчин – это еще одна возможность для самореализации. Наш стандартный волонтерский договор рассчитан на полгода, и шестьдесят процентов подписываются на второй и третий срок.

– А разве для детей это не одно только расстройство – попробовать на вкус хорошую жизнь, которая для них совершенно недостижима? – спросил я.