Он придет - Джонатан Келлерман

Маккафри по-прежнему проповедовал, но теперь совмещал это с тем, что исподволь поглаживал по головке мое профессиональное эго. Теперь становилось ясно, почему всякие шишки большого бизнеса прониклись к нему такой горячей любовью.

– Вообще-то я уже начинаю скучать по работе с детьми, потому-то и решил на вас выйти.

– Превосходно, просто превосходно. Потеря для психологии обернется приобретением для нас. Вы работали в Западном педиатрическом, так ведь? Я вроде помню это из газет.

– Там, и еще у меня была частная практика.

– Первоклассное медучреждение! Мы часто посылаем туда детей, когда требуется вмешательство медицины. Я хорошо знаком со многими тамошними врачами, и многие из них весьма щедры – готовы делиться собой без остатка.

– Это довольно занятые люди, преподобный отец. Вы, должно быть, весьма убедительны.

– Не особо. А вот что я действительно готов признать, так это существование глубинного человеческого стремления давать – природного альтруистического порыва, если хотите. Я знаю, что это полностью идет вразрез с современной психологией, которая сводит представление о порыве к самоудовлетворению, но я полностью убежден в своей правоте. Альтруизм – такая же основа основ человеческой природы, как голод и жажда. Вот вы, к примеру, удовлетворяли собственную альтруистическую потребность в рамках избранной профессии. Но стоило вам прекратить работу, как голод вернулся. И вот, – Маккафри раскинул руки, – вы и здесь.

Он выдвинул ящик стола, вытащил оттуда какой-то буклет и вручил мне. Глянцевая бумага, отличная печать – качество, сделавшее бы честь и квартальному отчету какого-нибудь промышленного конгломерата.

– На шестой странице вы найдете частичный список членов нашего совета.

Я отыскал нужную страницу. Для частичного список оказался довольно длинным – во всю высоту страницы убористым шрифтом. И впечатляющим. Он включал в себя двух членов окружного совета, члена городского совета, мэра, судей, известных филантропов, шишек шоу-бизнеса, адвокатов, бизнесменов и множество докторов медицины, фамилии которых я сразу узнал. Вроде доктора Тоула.

– Все это тоже очень занятые люди, доктор. И все же они находят время для наших детишек. Потому что мы знаем, как пробудить этот внутренний ресурс, как открыть этот живительный источник альтруизма.

Я полистал страницы. Здесь было приветственное письмо губернатора, множество фотографий веселящихся детишек и еще больше фотографий самого Маккафри. Его необъятная туша фигурировала в буклете во всех видах: Маккафри в пиджаке в тончайшую полоску на программе Донахью, Маккафри в смокинге на бенефисе «Музыкального центра», Маккафри в спортивном костюме с группой своих юных подопечных на параде победителей Специальных Олимпийских игр[68]; Маккафри с телевизионными звездами, видными правозащитниками, кантри-музыкантами и президентами банков…

Где-то на середине буклета я нашел фото Маккафри в помещении, в котором сразу узнал лекционный зал Западного педиатрического. Рядом с ним, сверкая белоснежной шевелюрой, стоял Тоул. С другой стороны виднелся какой-то коротышка с лягушачьей физиономией – приземистый и мрачный, даже когда улыбался. Тип с глазами Питера Лорре с той фотографии, что я видел в кабинете Тоула. Подпись под снимком определяла его как достопочтенного Эдвина Д. Хейдена, надзорного судью суда по делам опеки. Указывалось и событие, на котором было сделано фото, – доклад Маккафри перед медицинским персоналом на тему «Охрана детства: прошлое, настоящее и будущее».

– А доктор Тоул тоже принимает большое участие в делах Ла-Каса? – спросил я.

– Он член нашего общественного совета и один из наших приходящих врачей. Вы с ним знакомы?

– Встречались как-то. Чисто случайно. Много о нем наслышан.

– Да, большой авторитет в области бихевиоральной педиатрии. Мы находим его услуги бесценными.

– Нисколько не сомневаюсь.

Маккафри потратил еще с четверть часа, показывая мне свою книгу – отпечатанный в какой-то местной типографии томик в мягкой обложке, полный сахариновых банальностей и первоклассной графики. Я купил один экземпляр, выложив пятнадцать баков – втюхивать он действительно был мастер, Крюгеру у него еще учиться и учиться. Да и обстановка кабинета – как в тех закутках, в которых в больших магазинах продают всякие неликвиды по сниженным ценам – вполне к этому располагала. Кроме того, позитивным мышлением к тому моменту я был уже сыт по горло, и это показалось не слишком-то большой ценой за передышку.

Маккафри принял у меня три пятидолларовые купюры, аккуратно сложил их и демонстративно убрал в ящик для пожертвований на столе. На стенку ящика был наклеен рисунок – важного вида карапуз с глазищами, которые по части размера, трогательности и внутренней незащищенности могли посоревноваться с глазами Мелоди Куинн.

Он встал, поблагодарил меня за приезд и долго тряс мне руку своими огромными лапищами.

– Надеюсь, мы еще увидимся, доктор. Скоро.

Наступила моя очередь улыбнуться.

– Обязательно, преподобный отец.

Бабулька успела приготовиться к моему появлению и, когда я ступил в приемную, тут же всучила мне стопку сколотых степлером брошюр и два остро отточенных мягких карандаша.

– Можете заполнить все это прямо здесь, доктор Делавэр, – ласково предложила она.

Я глянул на часы.

– Ничего себе – не думал, что так надолго тут застряну!.. Придется, наверное, в следующий раз.

– Но… – Она засуетилась.

– Может, дадите мне их с собой? Дома спокойно все заполню и отправлю сюда по почте.

– О нет, я не могу этого сделать! Это же психологические тесты! – Она прижала бумаги к груди. – Правила таковы, что вы должны заполнить их прямо здесь.

– Ну, тогда просто придется заехать еще раз. – Я начал было уходить.

– Подождите… Давайте я посоветуюсь. Спрошу у преподобного Гаса, нельзя ли…

– Он сказал мне, что хочет устроить небольшой перерыв, спокойно помедитировать. Не думаю, что ему понравится, если его побеспокоят.

– Ох! – Бабулька явно не знала, как поступить. – Но мне все равно нужно с кем-нибудь посоветоваться, доктор… Может, схожу поищу Тима?

– Хорошо-хорошо!

Когда она ушла, я незаметно выскользнул за дверь.

Солнце уже почти село. Было то переходное время суток, когда яркая дневная палитра понемногу выскребается насухо, открывая серую подложку, тот неопределенный сегмент сумерек, когда все выглядит немного размытым по краям.

Я подошел к машине с неспокойным сердцем. Провел в Ла-Каса три часа – и узнал разве лишь то, что преподобный Огастес Маккафри – это весьма проницательный хитрован со сверхактивной секрецией харизмы. Он потратил время, чтобы выяснить мою подноготную, и хотел, чтобы я про это знал. Но только параноик мог по праву усмотреть тут что-то зловещее. Да, демонстрируя, как он хорошо подготовлен и информирован, преподобный рисовался, показывал себя. Равно как и хвастаясь обилием друзей на высоких постах. С психологической точки зрения – обычное надувание мускулов. Власть уважает власть, сила притягивает силу. Чем больше своих связей Маккафри сможет показать, тем больше новых связей сможет приобрести. А это – путь к большим деньгам. Это – и коробки для пожертвований с печальноглазыми беспризорниками.