Страсть Клеопатры - Энн Райс

– Я понял тебя, Бёрнэм. Я все понял.

Произнесено это было почти шепотом, и стало непонятно, доволен ли он или раздражен.

Со своего наблюдательного пункта ей было видно мелькание больших собак шоколадного цвета внизу, когда они сражались за остатки мяса. Массивные головы, висячие уши. Мастифы. Огромные мощные мастифы, ставшие еще сильнее благодаря эликсиру.

Лай стих, мясо закончилось. Восемь больших кусков было уничтожено в считаные секунды.

Монстры. В недрах здания, предназначавшегося для потакания ленивым развлечениям давно умерших аристократов, дети Сакноса выращивали монстров.

– И ты рассчитываешь привести Джулию Стратфорд сюда? – спросил Сакнос.

– Да, создатель, – подтвердил Бёрнэм.

По лицам группы «фрагментов» Бектатен было трудно судить, напугали ли их эти слова так же, как и ее.

– Но ты же не хочешь, чтобы она умерла? – уточнил Сакнос.

– Конечно, нет. Но пребывание в «клетке» будет для нее намного худшим вариантом, чем смерть. В какой-то момент она сможет отогнать псов. Возможно, она быстро оправится от ран, как это присуще людям вашей силы. Но цепочка атак, защит и восстановлений будет бесконечной. Она не прервется, пока мы этого не захотим. Она не прервется до тех пор, пока мистер Рамзи не расскажет нам все, что знает сам.

С этими слова Бёрнэм чопорно улыбнулся своим братьям и сестрам. Своему отцу.

– Я назвал их псами Сизифа, – гордо произнес он.

«Чудовищно», – подумала Бектатен.

Но, глядя на эту сцену немигающими глазами Бастет, она ощутила трепет какого-то ожидания в своей человеческой груди. Что это за чувство? Быть может, надежда?

То, что предлагал этот Бёрнэм и что делали здесь эти люди, было гнусным, омерзительным преступлением. По своему характеру эти пытки были сродни выдумкам испанской инквизиции, в эпоху которой Бектатен добровольно надолго погрузилась в свою спячку.

Чувствовал ли Сакнос что-то похожее? Мог ли он вообще чувствовать такое? Был ли способен на сопереживание? Не поэтому ли он так долго молчал, рассматривая этих ненасытных тварей? Может быть, ему виделась несчастная женщина – не важно, смертная она, «фрагмент» или истинная бессмертная, – которая вынуждена снова и снова вступать в схватку с этим свирепым зверьем? А если это так, то не разбудят ли в нем эти варварские фантазии его «фрагментов» того вдумчивого и терпеливого человека, которого она знала тысячи лет тому назад, пока жажда эликсира не превратила его в заложника своего ненасытного аппетита?

«Откажись от этого, Сакнос. Откажись от этого плана. Швырни его создателя в яму с его тварями, чтобы он на своей шкуре испытал ужасы своей задумки. Ведь где-то в глубине души ты и сам знаешь, что ни один бессмертный или тобой созданный „фрагмент“ не должен подобным образом демонстрировать свое превосходство над смертными. Ты ведь знаешь это. Должен знать».

– Бёрнэм?

– Да, повелитель.

Сакнос повернулся к своему сыну и поощрительно похлопал его по плечу:

– Это хороший план, а ты – хороший слуга.

Вдруг все внизу разом резко развернулись и посмотрели в ее сторону. Собаки вновь залились лаем. Только тут она сообразила, что от злости и мучительных страданий заставила Бастет взвыть, и это кошачий крик выдал ее местонахождение.

Она ринулась вниз по лестнице, юркнула между людских ног и бросилась к открытой двери. «Фрагменты» не преследовали ее. Как и Сакнос.

Для них Бастет была всего лишь бродячей кошкой, которую потревожили в ее тайном убежище. Возможно, потом они задумаются, почему эта кошка по собственной воле так близко подобралась к бешеным собакам, но пока что это давало ей время на то, чтобы ускользнуть отсюда. Она молнией пронеслась через лужайку и взмыла на каменную стену.

Впереди она уже увидела укрывшийся в тени ландоле, когда вдруг, словно из ниоткуда, рядом возник Актаму и подхватил ее на руки.

Как только Бектатен увидела глазами кошки себя, она тут же потянулась за носовым платком. Осязания были такие, словно она все делает в темноте, но она уже несколько раз репетировала это движение сегодня вечером. Затем она тщательно стерла пыльцу со своего лица. И постепенно связь с животным стала слабеть.

Еще пару минут она воспринимала движущуюся машину, как кошка, но потом начали возвращаться ее собственные ощущения: она почувствовал свои ноги, прикосновение рубашки к коже, тяжесть шелковой накидки, прикрывавшей ее плечи и руки.

Задумчиво глядя в спины сидящих впереди мужчин, уже полностью придя в себя, Бектатен сказала своим спутникам:

– Похоже, нам с вами необходимо будет посетить одно мероприятие.

Поместье Резерфордов

Алекс Саварелл шел за своей матерью по каменным ступеням лестницы, ведущей к просторной западной лужайке поместья Резерфордов.

Эдит Саварелл, графиня Резерфорд, ростом практически не уступала сыну; ее тронутые серебром волосы нравились Алексу сейчас почти так же, как и в те времена, когда они были еще белокурыми. Глядя на нее, элегантно одетую в мягкий приталенный жакет и узкую юбку, с аккуратной прической, ему казалось, что в ней все еще живет ее былая красота, не страшащаяся времени.

Слухи о приближающейся помолвке Джулии с Рамзи расползлись по всему Лондону. Об этом уже дважды писали газеты в светской хронике. Торжество собиралась посетить одна известная американская писательница и целый ряд прочих светил в области литературы и искусства. Пройдет еще несколько дней, и на этой земле соберутся представители самых зажиточных семейств Британии.

При подготовке к этому празднику поместье, долгое время лежавшее тяжким бременем на всей семье, было основательно отремонтировано и отреставрировано – все благодаря нескончаемому потоку денежных переводов из-за границы от Эллиота и ожившему энтузиазму Эдит. Их пришедшая в упадок родовая недвижимость возродилась, и теперь Эдит, шедшая впереди Алекса, объясняла ему, как все будет выглядеть, широкими жестами показывая, где должны располагаться тенты, столы и стулья для гостей.

За последние несколько недель садовникам удалось аккуратно подстричь живые изгороди, окружавшие западную лужайку со всех сторон. Они удалили вьющиеся растения, которые за последние несколько лет оплели деревья сада. Непосредственно в доме паркетные полы были натерты воском и отполированы, гобелены – вычищены, а через огромные окна, сияющие безукоризненной чистотой, открывался прекрасный вид на зеленые холмы деревенского пейзажа. Унылые обои викторианской эпохи в гостиной были заменены новыми, современными, предложенными известным декоратором Уильямом Моррисом, отчего складывалось впечатление, что сочная зелень с улицы ворвалась внутрь и была укрощена и облагорожена с помощью элегантной обстановки.

Эдит, красивая американка с сильным характером, унаследовавшая большое состояние, была идеальной парой для отца Алекса, человека, склонного к долгим путешествиям и «приступам затворничества», как она сама когда-то выразилась. Эдит никогда не жаловалась на финансовые проблемы семьи, много лет назад поглотившие все ее наследство, умудряясь вести хозяйство доступными способами и находя должные оправдания поведению Эллиота, порой весьма эксцентричному.