Конъюгаты: Три - Люминис Сантори

Глава 43

Далила полусидела-полулежала на кресле-качалке, проверяя активность своего официального фансайта, отчего вес устремился в одну сторону, заднюю, а передняя часть сверкающих узорных дуг висела в воздухе. Однако конструкция не падала: было рассчитано на массу тела Кирсановой. Агний вошёл в эту комнату отдыха и, увидев, что жена занята "мегаважными" делами, чтобы не отвлекать, тихонько водрузил очки на нос, взял свежие утренние газеты (да, в будущем они ещё выпускаются) и удобно устроился на кресле-качалке напротив.

— Что ты опять их нацепил? Раздражает. У тебя же хорошее зрение.

— Ну, каким бы оно ни было, с возрастом всё равно развивается дальнозоркость.

— Ничего подобного. Ты прекрасно видишь на таком близком расстоянии.

— Далила, не спорь. Вот доживи до моих лет и узнаешь, что поначалу мы близоруки, потом дальнезорки.

— Не играй словами.

Хрисанф отложил чтение и поднёс к правому глазу монокль с резной ручкой.

— Что там понаписали?

— Э, пару строчек. Сдаётся мне, это Костя от другого имени. Кто же ещё. Особой движухи больше и ожидать не от кого.

— Что же начеркал твой красавчик?

— Сам ты красавчик. Вот.

Она протянула ему гаджет и Кирсанов минут десять изучал небольшое сообщение, где были указаны ляпы и ошибки в некоторых новых главах, причём, надо признаться, небезосновательные.

— Хм. А Григорьев довольно внимательный. Я вот не особо акцентируюсь на временных несостыковках. Но, может быть, просто разница в мышлении человека и конъюгата. Я наоборот всегда думал, что это некая твоя фишка: нелогичность и разбросанность повествования.

— Сам ты нелогичный. Дай сюда.

— Симфония моей души!

— Да пошёл ты.

Он отбросил свой плед и полез к ней на её сиденье. Кресло вообще приобрело вид какой-то странной диковинной мебели.

— Я стал таким дальнозорким, что, кажется, перестал видеть то, что вблизи.

Нежно обнимает, осторожно кладёт её "рабочие" инструменты на светлый лакированный пол из тоненьких половиц (как в одной из её школ, только чистый и комфортный) и укрывает обоих большой подушкой.

— О чём ты?

— О Туе, например.

— Если ты ещё раз при мне произнесёшь это имя, я рассержусь и уйду.

— Ну, хватит поддерживать меня своей вымученной ревностью. Я не об ней, как о женщине, а просто о том, как ты её ощущала, а я — нет.

— Я тебе ощущу. И ничего я не выдавливаю. Хочешь к красоткам — проваливай. Я признаюсь, что и кончика их драгоценного ногтя не стою.

— Вот экзистенциалистка. Совершенно своенравная перевернутая ёлочка.

— Ладно, валяй, что выкинула эта милфа.

— Я, наконец-то, узрел её! Вот ты говоришь, такая, сякая, ух! А вообще не замечал. Мне нужны были только её деловые качества.

— А теперь?

— Сегодня, после того, как ты меня вчера обработала, я прям побежал смотреть, что это за чудо. И бывает ли такое на белом свете.

— Ничего я тебя не обрабатывала, я жаловалась, не удержавшись.

— И. Занавес. Аплодисменты.

— Чевоо?

— Ты так мило копируешь "городских". Не отвлекай меня, а то я пытаюсь рассказать, как вдохновился чем-то другим, но, как оказываюсь рядом с тобой, всё это меркнет в сравнении.

— Айка. Ниэрбэ (нерва).

— Туя, оказывается, ходячий претендент на лицо Далила Катс в средней возрастной категории!

— Агний, если ты эту тёлку сделаешь моделью ДК, я!..

— Что?

— Я…

Не находит слов и барабанит его грудь кулаками.

— Ты что, серьёзно что ли? Да ничего я к ней не чувствую. В этом смысле. Чисто профессионально. Сдались они тебе. Их же тыщи.

— Уэээ!

Целует.

— Я и сказал Афанасьевне, что единственное лицо Далила Катс — моя жена. Это же её дом. Но что она чуть не убила меня, когда я приготовил первую рекламную вывеску с ней. Знаешь, Туяра тоже, оказалось, тебя очень любит.

— Ненавижу.

— Она так и выдала: Саша, ваша супруга просто замечательная и вы с ней такая прекрасная пара.

— Ты ничего не слышал о бабьей хитрости.

— Ту сказала, что однажды ей не с кем было оставить младшего сына, который простудился и она взяла его с собой на работу. И что ты присмотрела за ним часик абсолютно великолепно.

— Да она подбросила его мне, прикрикнув, что у вас аврал. Пришлось мне сидеть возле этого сопляка и считать минуты.

На самом деле, всё так и было на самом деле. Туяра действительно очень уважительно и положительно-нейтрально относилась к супруге своего босса, но истекла в любезностях о ней скорее не из-за подхалимства, а из-за своей уже извечной профилактики на мужиков. Первичные восклицания Хрисанфа удивили её, ведь он никогда так не поступал. Она была очень довольна, когда устроилась у тандема: платили добротно и стабильно, а к нагрузкам была привыкшая. Но с вниманием со стороны противоположного пола было гораздо туже. Она, честно говоря, даже была рада, что наступает зрелость, потому что в более молодые годы охотников до неё было столько, что это составляло большую проблему для самой Туяры и её семьи. С женщинами она ещё как-то справлялась: завистницы, вроде Далилы, шли в игнор и забвение, конкурентки похуже падали под натиском, обнаружив кроме внешних данных, трудолюбие, упорство и ум, а третьи бывали поражены её добротой, что свергала почище обычных интриг, заговоров, сплетен и так далее. Так что подругами Туяра обзавелась давно, и везде, где ни появлялась, заводила свой маленький тёплый девичий круг. Но мужчины, в её понимании, делились на два лагеря: кто понимает, что она — всего лишь человек и замужем; и кто ничего не понимает и лезет напролом. С первыми она дружила, держала во френд- или фан-зоне. Вторых предпочитала избегать, поскольку не могла использовать их же замашки, не способна была к дракам, склокам, флирту и вилянию (ну не было в ней этого оружия, чем владеют многие представительницы слабого пола, хоть бы инстинктивно). Из-за всего вышеуказанного бедняжке пришлось работать в очень многих и разных местах. И уход (увольнение, побег) прямым образом были связаны с какими-либо требованиями в её адрес со стороны тех, кого она уже не очень так и любила. Она была однолюбом и хранила верность, как и Хрисанф, как и Калита, как и половина населения Земли, может быть. Поэтому, надо сказать, глубоко вздохнула, когда случайно, по объявлению, попала тоже не к начальникам-женщинам, но к старику, всем существом поглощенному и увлечённому всевозможными занятиями и к Кирсанову, почти его дублю, но более молодому, привлекательному и категорически женатому. Жизнь потекла спокойно и размеренно, не считая насыщенных трудовых будней. И тут как снег на голову: шеф с приподнятыми бровями, завидевший сикстинскую мадонну, и потоком комплиментов. Всё,