Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Эллингем

Это была полная капитуляция.

Кузен Джордж прыснул со смеху.

– То-то же! Теперь ты у меня будешь на побегушках.

В дверях появилась испуганная Элис, и он распорядился:

– Виски с содовой! Да побыстрей.

Женщина бросила растерянный взгляд на свою хозяйку, увидела ее кивок и убежала прочь.

Кузен Джордж развалился в кресле.

– Слушания об убийствах привлекают столько внимания, не правда ли, тетя? Полагаю, газетчики не откажутся выслушать и мою нехитрую биографию, когда я буду рассказывать им про старика Эндрю. Как считаете?

Это на первый взгляд безобидное замечание произвело мгновенный эффект. Миссис Каролина стиснула кулаки и посмотрела на мистера Фезерстоуна-старшего.

– Мистер Фезерстоун, вы меня очень обяжете, если сегодня вечером не останетесь на ужин. Вы – давний друг семьи, и я знаю, что могу просить вас об этом.

Старый адвокат наклонился к ней и постарался говорить как можно тише, но его бас огласил всю гостиную:

– Дорогая моя, это же шантаж! А шантаж, знаете ли, карается законом.

– Карается, – непринужденно отозвался кузен Джордж из глубин кресла, – вот только мало кого карают, верно, старый плут? Не волнуйтесь, меня здесь никто не сдаст. Ну, проваливайте – слышали, хозяйка велела?

Фезерстоун-старший хотел было сказать что-то еще, но миссис Каролина положила ладонь ему на руку, и он передумал. Поклонившись своей клиентке и бросив ледяной взгляд в сторону кузена Джорджа, благородный старец прошествовал к двери. Элис, которая в этот момент вернулась в гостиную с подносом, отошла в сторону и уступила ему дорогу.

Появление напитков на минуту прервало тираду кузена Джорджа. Он велел поставить поднос на пол рядом с собой, а когда горничная ушла, плеснул себе виски и вновь развалился в кресле.

– Так что, смиренные овечки остаются? – спросил он, указывая на Маркуса и мистера Кэмпиона.

Рассвирепевший Маркус стиснул зубы и кулаки. Мистер Кэмпион, напротив, выглядел совершенно спокойным; на его лице застыла маска добродушного идиотизма, полностью скрывавшая его истинную личность и намерения.

– Как тебе будет угодно, – ответила миссис Каролина.

Кузен Джордж окинул молодых людей презрительным взглядом.

– Да мне плевать! Пусть слушают. Я знаю, что знаю, и у меня есть свидетель. Словом, вы у меня теперь на коротком поводке. Чтобы я не пошел в полицию, вам придется меня задобрить. Я заявился бы к вам и раньше, да вот незадача: в прошлый четверг я спьяну набил рожу полицейскому и меня бросили в кутузку на семь дней. Один из представителей рода Фарадеев буянит в нетрезвом виде! Громкий заголовок получится, а? Уильям, не хочешь настрочить такую статейку? Хотя лучше побереги силы: дел у тебя скоро будет невпроворот. Да, тетя, вышвырни-ка этих лодырей на улицу, поболтаем с глазу на глаз. Я хочу поближе познакомиться с родными. Короткая задушевная беседа поможет нам расставить все точки над i. Ах да, чуть не забыл: в полицию можете не обращаться. Я уже к ним заглянул – сразу по приезде в Кембридж. Мои показания их вполне устроили. Если мне тут что-то не понравится, я нанесу им еще один визит. Говорю же, все козыри у меня в руках.

Он налил себе еще выпить и, подняв бокал, подмигнул Уильяму.

– На слушании тебя оправдали, но это не значит, что все довольны вердиктом. Любому дураку ясно, что убийство совершил один из вас, а мне посчастливилось узнать, кто именно. Поскольку вы мне все же не чужие, я решил не идти в полицию, а приструнить расшалившуюся родню самостоятельно.

Миссис Каролина обратила на Маркуса и Кэмпиона спокойный, почти безмятежный взгляд.

– Попрошу вас обоих взять с собой Джойс и отправиться в малую гостиную. Подождите нас там. Джойс, голубушка, попроси Элис накрыть стол на еще одну персону. Она видела, как уходил мистер Фезерстоун, но наверняка не подозревает, что кузен Джордж остается ужинать.

– И пусть готовит мне комнату! – распорядился кузен Джордж. – Я поселюсь в спальне Эндрю. Уж этот проходимец точно умел жить в свое удовольствие. Пусть разведут огонь и поставят на каминную полку бутылочку виски. Больше мне ничего не надо. Ну, проваливайте, я хочу поговорить с родственничками!

Несмотря на хрупкие нервы, тетя Китти все это время храбро держала себя в руках, но тут не выдержала и, словно маленький перепуганный кролик, выскочила на середину комнаты.

– Зло! Нечистый дух поселился в этом доме! Очередное исчадие ада явилось нас истязать! Да! Да! Да!

Каждое из этих восклицаний было громче и пронзительней предыдущих. Старушка закачалась, рухнула на пол и засучила ногами, как сумасшедшая. Зрелище было неприятное и даже пугающее.

Ухмылка впервые за все это время сползла с лица Джорджа. Он брезгливо подтянул ноги и на всякий случай спрятал сифон и бутылку под мышкой. Затем встал и направился к выходу.

– Нет, я на это смотреть не желаю. Посижу в библиотеке, пока вы не успокоитесь и не захотите меня выслушать, как взрослые люди. Ужин пусть подают прямо на письменный стол дяди Джона. И запомните: отныне это моя комната. Я теперь хозяин дома.

Мистер Кэмпион открыл дверь, затем наклонился к кузену Джорджу и зашептал ему на ухо:

– Когда войдете в библиотеку, поднимите шторы. На окне вам оставили послание.

Джордж удивленно выпучил глаза, но Кэмпион больше не сказал ни слова, и незваный гость, спотыкаясь, вышел в коридор.

– Если бы не старый Гаррисон Грегори, черт его дери, я бы ушел спать в клуб, – сказал дядя Уильям.

Он мерил шагами малую гостиную, сцепив за спиной пухлые руки. Его короткие седые волосы торчали дыбом, усы щетинились.

Остальные присутствующие тоже не сидели. Мистер Кэмпион стоял прислонившись к каминной полке; при этом у него было такое отсутствующее лицо, что он казался скорее восковой статуей, нежели живым человеком. Маркус, уткнувшись подбородком в грудь и спрятав руки в карманы, замер у дальнего окна. Люстра без абажуров, с плафонами в виде направленных вверх кувшинок, заполняла комнату ярким беспощадным светом, и во всем доме стояла тяжелая, почти невыносимая атмосфера. Дверь была закрыта, однако время от времени дом оглашали пьяные вопли: кузен Джордж, заливая священный стол покойного главы колледжа Святого Игнатия виски и содовой, требовал принести ему то одно, то другое.

Он настоял на том, чтобы дверь в библиотеку не закрывали, и теперь бросал обидные замечания вслед тем, кто осмеливался показаться ему на глаза и пройти мимо – к лестнице или к входной двери.

Тихий старинный особняк кипел. Традиции, бережно хранимые здесь на протяжении пятидесяти лет, были грубо сметены в сторону, устои подорваны, и, казалось, сама мебель стонет и воет от столь кощунственного поведения нового хозяина.

Дядя Уильям, получив самый страшный удар судьбы под конец и без того тяжкого испытания, был вне себя. Случись в стране революция, он бы не переживал ее так глубоко и болезненно, как то, что происходило сейчас в его доме.