Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - Луи де Берньер

– Ручка и бумага есть?

– Там, – Луиза мотнула головой в сторону стола.

Дионисио присел, как был голый, к расшатанному столику и стал писать. Потом протянул листок Луизе, и она прочла:

Уважаемый сеньор (сеньора),

Податель сего имеет мои лучшие рекомендации. Она умна, весьма инициативна и очень усердна. На протяжении ряда лет я часто прибегал к ее услугам и могу подтвердить, что при открывшейся возможности она составит честь любой организации, которая позволит ей проявить себя.

Дионисио Виво.

– Я ведь, знаешь ли, преподавал в Ипасуэнском колледже, – сказал Дионисио. – Это не университет, но там не так уж плохо. Я уверен, директор мою рекомендацию примет.

– Мне нравится место, где говорится, что ты часто прибегал к моим услугам, – улыбнулась Луиза, но потом нахмурилась: – Видно, женщине без мужской помощи никак не обойтись. Судьба все время превращает тебя в какую-то шлюху.

– Не заносись, Луиза, временами всем бывает нужна чья-то помощь. Как там у тебя пойдет – будет получаться, не будет, – это уже твое дело, и не проси меня писать за тебя работы. Договорились? А ты будешь и дальше заниматься… – Дионисио подыскивал слово.

– Проституцией? – помогла она. – Ну, если только не найду ничего получше, за что платят столько же.

– Помни о рекомендации, – сказал он, – она для всего пригодится, даже чтобы найти хорошую работу. Может, тебе дадут место в городской администрации.

Луиза рассмеялась:

– Какое все-таки преимущество, что ты бог. Никто не посмеет мне отказать – побоятся божественного отмщения.

– Извини, что раньше об этом не подумал, – сказал Дионисио. – Наверное, слишком уж закопался в себе.

– Пойдем вниз, подождем Агустина, а потом отметим встречу и напьемся, как в прежние времена.

– Хуанито еще ходит сюда?

– Нет, женился на Розалите. Она все-таки повязала его и теперь спуску не дает. Огонь-баба стала.

Дионисио рассмеялся:

– Бедный Хуанито. Кто бы мог представить Розалиту, изрыгающую пламя?

Они пошли вниз и отыскали свободный столик в зале, где плавал дым и звякали стаканы. Ненадолго в борделе наступила тишина – люди узнали Дионисио и стали перешептываться. Некоторые шлюхи, мгновенно распалившись в мечтах, подходили и слегка заигрывали с ним, но отходили, когда выяснялось, что сегодняшнюю ночь он проведет с Бархатной Луизой; потом пришел Агустин и шумно грозился арестовать их за преступно счастливый вид, если только ему не поставят выпивку.

– Ты становишься совсем как Рамон, – заметил Дионисио. Агустин перекрестился:

– Рамон меня учил, что веселый полицейский – лучшая профилактика преступности. Счастливый полицейский – это презерватив, защищающий лоно общества от непотребных заразных струй беспорядка и обмана.

– И в самом деле ты становишься, как он. Ты уверен, что его дух тобой не овладел?

– Не уверен, но точно знаю, что становишься таким, как тот, кого очень уважаешь. – Агустин положил фуражку на стол и расстегнул верхние пуговицы рубашки. – А теперь давайте кутнем хорошенько, чтоб было потом чем блевать. – Он подозвал мадам Розу и заказал бутылку писко и арепу.

Среди ночи Дионисио вывалился из заведения мадам Розы, чувствуя, что совершенно очистился от греха гордыни, но с землей творится что-то странное. Распевая во все горло, он доволокся до кладбища и треснулся ногой о надгробие.

– Черт, – проговорил он, свалился и мертвецки заснул, но скоро пробудился от холода. Распевая, Дионисио отыскал могилу Рамона, положил на нее сигару и вылил добрую порцию рома. Потом пришкандыбал к могиле Аники и там провел маленький обряд, тихонько напевая нежную шутливую песенку собственного сочинения. Выписывая кренделя, он покинул кладбище и долго плутал на склоне холма среди камней и деревьев.

– Ты – моя самая большая находка, capigorron,[66]– сказала Летиция Арагон, растолкав недвижимого Дионисио. Тот сел в гамаке, протер глаза и понял: срочно требуется море воды, чтобы смыть похмелье.

– Как я здесь оказался? – спросил он. – А машина где? И кошки?

Летиция покачала головой:

– Ты же знаешь – все, что теряется, попадает ко мне в гамак. А машина и кошки, наверное, там, где ты их оставил.

Проклиная себя, Дионисио выбрался из гамака, и тут же боль прилила к голове.

– От тебя воняет, – сказала Летиция. – И не жди от меня сочувствия. Ты хоть знаешь, что у тебя ужасно грязные ноги, а в ботинках полно сигарных окурков?

Дионисио озадаченно осмотрел ноги.

– А, вспомнил, – сказал он. – Я поставил ботинки на стол, и Агустин использовал их вместо пепельницы. О господи, пожалуйста, не рассказывай Фульгенсии.

– Карать за грехи – дело Бога, – ответила Летиция и подбоченилась, как недовольная жена. – С какой стати мне ябедничать?

Дионисио отметил, что она еще не расчесывала волосы, что разлетались осенней паутиной, а глаза у Летиции сегодня совершенно зеленые.

– Изумруды, – привычно отметил он. – А где Аника Первая?

– Я отослала ее на улицу, чтоб не видела отца пьяным. Она там лазает на столб, уж все ногти ободрала, а липовый священник учит ее латыни. Он говорит, у нее так быстро изнашивается одежда, потому что при рождении ей перерезали пуповину ножницами, а не камнем.

Дионисио болезненно улыбнулся, застонал и потер виски.

– Черт, – сказал он, – теперь придется пешком идти в Ипасуэно.

Петиция немного смягчилась:

– Ладно, иди поешь, я приготовила завтрак.

– Когда боги плачут, их слезы превращаются в ягуаров, – сказал Дионисио. – А я, наверное, заплачу разбитыми бутылками из-под писко и каньязо.[67]

– Сходи к Аурелио, пускай даст тебе противоядие. Только потом не жалуйся, если оно тебя прикончит.

– Лучше жвачка из коки, – ответил Дионисио, – и денек на одной воде. Господи, помоги мне!

Дионисио и ягуары прибыли в Вальедупар, опоздав на два дня, что неудивительно в стране, где на транспорте вечно случаются накладки и ошибки. Ни один вид транспорта не отправлялся вовремя, и если вдруг прибывал по расписанию, злились пассажиры, которым приходилось часами ожидать прибытия тех, кто должен был их встретить. Железнодорожные пути разрушались обвалами, накрывались лавинами, так что в головном вагоне поезда всегда везли кирки и лопаты. Самолеты взлетали без четкого представления, найдется ли в пункте назначения посадочная полоса, а в аэропортах саперам приходилось отдирать с фюзеляжей магнитные мины, разряжать начиненные взрывчаткой кассетники и кинокамеры, вытаскивать гвозди из самолетных покрышек и вообще всячески пресекать попытки партизан именем народа разлучить пассажиров с жизнью. Сами же саперы защищались талисманами и крестным знамением: никто не надеется на чудо сильнее специалистов по обезвреживанию взрывных устройств.