Государство и светомузыка - Эдуард Дворкин

— Светомузыка! — сразу ухватил Плеханов. — Гениально!

— Да, но пока только теория… нужен аппарат… я не умею сам… потребуется пилить, строгать… и еще этот фонарь, стекла…

Великий Мыслитель сунул чуть опухшее со сна лицо под фонтанную струю и вытер его краем рубахи.

— Аппарат беру на себя!.. Фанера на складе есть, — тут же начал прикидывать он, — гвозди найдутся… а вот фонарь я бы не рекомендовал — слишком громоздко.

— Реле?! — ухватил уже Скрябин.

— Оно самое! — азартно прихлопнул ладонями Плеханов. — Ламповое!.. Катод с анодом у меня припрятаны, завтра утречком махну в Сан-Ремо за сеткой… еще на стекольный завод. Дайте мне три дня…

Расставшись, они занялись каждый своим.

Скрябин, спросивши у прислуги цветных карандашей, раскрашивал во всех оттенках партитуру «Прометея». Плеханов, запершись в столярке, чем-то жужжал, скрежетал и стучал.

Ровно через трое суток мальчишка-посыльный пригласил Великого Композитора прийти в подсобное помещение.

Аппарат был готов. Пред взволнованным изобретателем-теоретиком во плоти возникло его детище.

В центре высокого просторного сарая стоял на козлах огромный, в рост человека, ящик, крашеный во все цвета радуги.

Осторожно приблизившись, Скрябин медленно обошел конструкцию. Гигантский куб имел абсолютно глухие стенки — нигде не было и намека на какое-нибудь отверстие или щель.

Озадаченный Александр Николаевич постучал костяшками пальцев по толстой фанере обшивки, и тотчас внутри что-то стукнуло, хлопнуло, заскрипело — едва ли не в лицо Великому Композитору выставилась искусно замаскированная дверца, образовался внушительных размеров проем, из него высунулось улыбающееся лицо Плеханова.

— Погасите свет! — Георгий Валентинович выпростал руку и энергично тряхнул кистью. — Начинаю демонстрацию!

Голова и рука исчезли, послышался тяжелый металлический лязг, из проема выдвинулось нечто, смахивающее на среднего калибра артиллерийский ствол.

Пошаривши за собою, Скрябин вынужден был опуститься на какой-то тюк. Сейчас же он был ослеплен мощным прожекторным лучом. По прошествию времени вновь обретя дар зрения, Великий Композитор смог наблюдать, как световой поток насыщается красками, а по стенам и потолку пляшут разноцветные сполохи. Все завершилось внезапным сильным ударом, луч погас — оставшись в совершеннейшей темноте, Александр Николаевич поспешно зажег лампу и увидел Плеханова, ужом выбиравшегося наружу из-под задравшегося к потолку ствола.

— Трансмиссия полетела! — Несмотря на аварию, Георгий Валентинович был оживлен и весел. — Это я быстро поправлю. — Взяв с верстака клок ветоши, он принялся вытирать перепачканные мазутом руки. — Как вам машина?

Поломка и впрямь оказалась легко устранимой.

Уже на следующий день десяток грузчиков перенесли аппарат на виллу и установили его в холле, поблизости от рояля.

Начались репетиции.

Георгий Валентинович с легкостью освоил свою партию и исполнял ее строго синхронно с музыкальной. Первоначальная задумка окрашивать каждую ноту в отдельности оказалась технически невыполнимой — новаторов, тем не менее, это не остановило. Задача была поставлена по-иному и решена укрупненно.

Красились не ноты, а темы.

Семь тем «Прометея» идеально сочетались с семью цветами светового спектра. Так, теме творящего принципа присвоен был красный цвет, обеим темам воли — соответственно, оранжевый и желтый, тема разума решена была в зеленом, тема пробуждения души — в голубом. Синий достался теме томления, фиолетовый — теме творческого духа.

В принципе, все было подготовлено к публичному выступлению.

Самолично исполненные друзьями афиши извещали о грядущем светопредставлении. На вилле заканчивались последние приготовления. Приглашенная артель сварщиков заваривала электрической дугой треснувшую в последний момент коробку передач, из просторного холла вынесено было все лишнее, расставлены рядами стулья, рабочие регулировали поворотные экраны и зеркала.

В назначенное время Плеханов и Скрябин во взятых напрокат цветастых смокингах вышли на подготовленный столярами подиум. Александр Николаевич, раскинув фалды, уселся за клавиши. Георгий Валентинович головою вперед протиснулся внутрь куба и, приведя в движение червячную передачу, вывел наружу мощное оптическое жерло. Свет в помещении был погашен. «Раз, два, три!» — крикнул внутри ящика Великий Мыслитель, и они начали…

Через несколько часов все было кончено. В помещении зажгли люстру. Скрябин встал и дождался, пока Плеханов несколькими сильными зигзагами не выберется из тесной конструкции. Им аплодировали. Георгий Валентинович ветошью вытирал перепачканные руки и лицо. Приняв по букету разноцветных гладиолусов и откланявшись, артисты задернули занавес.

На следующий день, рано утром, они уехали в расположенный неподалеку городок Больяско.

Городок славился красивейшими в мире кармелитками, вкуснейшими желтыми помидорами и непредсказуемостью действий оказавшихся там туристов.

Друзья посмотрели кармелиток, поели помидоров.

К полудню начало припекать, и Георгий Валентинович предложил Александру Николаевичу искупаться.

Предложение было принято.

Они добрели до какой-то речки, с видимым облегчением содрали прилипшую к телу одежду и бросились в прозрачную чистую воду.

Освежившись, лежали на берегу, покуривали некрепкий итальянский самосад, выпили по нескольку бутылок молодого вина и пива, ели помидоры.

Поначалу разговор носил нейтральный, не обременительный для обоих характер. Великий Композитор, причмокивая, хвалил помидоры, Великому Мыслителю, напротив, более нравились кармелитки.

Оба Великих, как могли, старались не сползать после всего выпитого на отнимавшую силы философию. Первым не выдержал Плеханов. Пробежавшись до кустов и обратно, он заговорил о самоочищении, как пути к постижению истинного счастья и гармонии. Стеснительный Скрябин, ежесекундно ловивший на себе взгляды хорошеньких, сновавших там и сям кармелиток, не мог заставить себя воспоследовать действиям друга и поэтому занял противоположную точку зрения, утверждая, что путь к постижению истинного счастья есть не очищение, а, напротив, накопление всего позитивного и складирование его в себе.

Беседа приняла несколько нервный характер.

Георгий Валентинович, сожалея о своей промашке, предложил Александру Николаевичу еще разок омыться в прохладных водах. Прими Скрябин разумное предложение — и он, безусловно, нашел бы способ выйти из затруднительного положения… Увы, эмоции взяли верх над разумом.

— Вы ведь философ, Георгий Валентинович, — мелко подрагивая ногами, со всем возможным сарказмом парировал он. — Вспомните древних — «Нельзя дважды войти в одну реку!»