Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака - Марина Ларина

«Ну и бизнес, — подумала Настя, — рубить лед и выставлять его на сейшенах для богатеньких буратин. Дурдом».

Тем временем Марио сообщил, что у него есть срочный заказ: нужно вырезать ледяные фигурки граненых брильянтов в количестве шестидесяти штук к послезавтрашнему застолью в Монте-Карло. Эти ледяные брильянты весом по килограммов шесть каждый должны были стоять в центре каждого столика на подносах, постепенно тая в процессе торжества.

— Символично, — сказала Настя. — Это что же должно означать, что богатства этих людей растают как лед, когда они хорошенько насладятся праздной жизнью? Что за символизм!

— Ну, это как на символы посмотреть, — пожал плечами Марио, — ведь можно и так представить, что из бесполезных в общем-то камней образуется живительная влага. Ты, кстати, можешь мне помочь, а то я не успеваю. Я тебе покажу, как это делается.

На следующий день с самого утра Настя вместе с Марио отправилась в Ниццу, где тот работал в холодильнике, вырезая электропилой из стандартных прессованных кусков льда заказанные фигурки. Для Прокофьевой, действительно, нашлась вторая электропила, и вскоре под руководством нового приятеля она быстро освоила это нехитрое ремесло. Уже под утро все шестьдесят кусков льда были обработаны. От усталости и холода, — пришлось ведь простоять весь день в холодильнике, — Настя не могла разогнуть спину. Зато Марио был доволен, он справился-таки с работой и его потянуло на разговоры о смысле жизни.

Он никак не мог взять в толк, зачем Прокофьева путешествует.

— Просто так? Какой в этом смысл? — вопрошал он. — Человек должен жить со смыслом, а не просто так.

— Ну и какой у тебя в жизни смысл? — задала вопрос Настя.

— Я зарабатываю деньги, часть из которых перевожу в африканские благотворительные фонды. В Африке люди живут очень бедно. И окружающая среда там загрязнена. Крупные компании из Европы не строят очистительных сооружений. Они только черпают из Африки полезные ископаемые.

— И это цена хваленого французского капитализма? Ограбить чью-то землю, чтобы потом жировать? А ты им ледяные фигурки режешь, — вырвалось у Прокофьевой.

— А чего ты от меня ждешь? — спросил Марио. — Человек — только винтик в системе. Он не может систему изменить. Но может смазать ее шестеренки, чтобы они мягче вертелись.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась Настя, — и ты гордишься тем, что тут делаешь? Тебе кинули кость обглодать, ты и рад?

— Ты знаешь, у меня лед в руках, а Африка в сердце, — обиделся Марио. — И нам, наверное, лучше расстаться, если ты так думаешь. Я не кости глодаю, я работаю.

— И это ты называешь работой? — снова возразила Прокофьева. — Глупые поделки из льда.

Марио опустил глаза.

— По-твоему, лучше ничего не делать и слоняться по свету, как ты?

Прокофьева молча собрала вещи и снова отправилась на трассу.

— Все дороги ведут в Рим, — звучала в ее голове поговорка. И следующим местом остановки по ее планам должен был быть именно этот древний европейский оплот цивилизации.

Выехав из Монте-Карло во второй половине дня, в Рим Прокофьева приехала ночью. Один русский немец из Казахстана, с которым она познакомилась в Берлине, дал ей адреса кришнаитских центров в Италии, один из которых она теперь и собиралась отыскать.

Настя попросила высадить ее на площади, обозначенной в записи в ее блокноте. Но никакого кришнаитского центра по этому адресу она не нашла. То ли адрес устарел, то ли Прокофьева что-то перепутала, когда переписывала его из записной книжки кришнаита Кости. Так всю ночь она и просидела на скамейке возле указанного в адресе дома. Утром Настя сходила на экскурсию в Ватикан, а потом, не чуя под собой ног от усталости, присела отдохнуть на бордюре, где обратила на себя внимание какого-то африканца, который с виду был похож на черта. Прокофьева от неожиданности даже отпрянула, когда он обратился к ней с каким-то вопросом. И, поднявшись на ноги, пошла прочь, часто оглядываясь. Таких остроносых и узколицых чернокожих она еще никогда не видела.

Тут ее остановил какой-то солидно одетый итальянец лет пятидесяти. Настя чуть ли не падала от усталости и с трудом соображала. А итальянец все болтал, болтал. Он хорошо говорил по-английски. Прокофьева сказала ему, что она путешествует по Европе, да вот потеряла документы, потому снять номер в гостинице не может и сейчас просто помрет, если не приткнется где-нибудь поспать.

Итальяшка заявил, что неподалеку живет одна его знакомая, у которой Настя сможет отдохнуть. А Настя, разговаривая с этим самым навязчивым итальянцем по имени Роберто, вдруг почувствовала, что ее знобит. Давеча в холодильнике, помогая Марио, она, видно, здорово простудилась. Ей нужно было поспать, и она согласилась зайти к знакомой Роберто.

Пожилая синьора Антонелла, с которой Роберто предварительно переговорил по телефону, приветливо встретила их, тут же предложила Насте комнату для отдыха и показала, где можно принять душ. Прокофьева отправилась в ванную комнату, не выпуская из рук рюкзака, объяснив это тем, что ей еще нужно постирать вещи. Она их, действительно, постирала в стоявшей в ванной стиральной машине и вывесила сушиться, где ей указала синьора.

— Извините, — сказала ей Настя, — я ехала всю ночь и хотела бы поспать прямо сейчас, если это возможно.

— Да, конечно, пожалуйста, синьорина, устраивайтесь в вашей комнате, — ответила Антонелла, все так же наигранно улыбаясь.

И Прокофьева, закрыв комнату на торчавший в дверном замке ключ, легла поспать. Когда она проснулась, было уже темно. Настя прислушалась к доносившейся из-за тонкой стенки итальянской речи. Без труда можно было понять, что разговор идет о ней. Что она русская и что у нее нет паспорта и это хорошо, — вот что разобрала Настя.

«Вот влипла, так влипла, — подумала Прокофьева. — Куда они меня собираются увезти? В публичный дом? Или продать кому-нибудь в рабство? По большому счету у этих скотов человек без документов воспринимается, как товар. Сволочи. Так я вам и далась».

Настя натянула запасные чистые джинсы, влезла в свои кроссовки и, прихватив рюкзак и сумку, осторожно открыла окно, выходившее на мощеную улицу.

«Слава Богу, хоть забора нет, — проскочило у Насти в голове. — А второй этаж — вообще подарок».

Чтобы не подвернуть случайно ногу, она решила воспользоваться портьерой, привязав один ее конец к радиатору.

«Только бы он не рухнул, этот хрупкий обогреватель, — подумала Прокофьева, сбрасывая вниз рюкзак.

Медлить было нельзя. Она спустилась, подхватила вещи и понеслась как сумасшедшая по римским улицам.

Поймав такси, она попросила таксиста отвезти ее на вокзал, чтобы сесть на поезд до Салерно, где жила Лена Данилова. Ее все еще знобило, и она, заняв место в вагоне, тут же погрузилась в глубокий сон и в результате даже не заметила, как проскочила Салерно. Поезд, на котором ехала Настя, шел до Реджио де Калабриа, где оканчивалась материковая Италия и находился пролив, соединяющий ее с островом Сицилия.