Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина - Бретт Кук

особенно в детских играх и искусстве. Как сообщает нам Брукс, заместительная смерть, которую мы косвенно переживаем в концовках художественных произведений, подготавливает нас к настоящей кончине. То и другое избавляет нас от необходимости о ней думать.

2. Психоанализ в «Мы»

Психоанализ упорно и подробно объясняет нам модели самообмана, которые, в сущности, подавляют собственные мысли, а также крайние степени мазохизма, переживаемые в литературе лишь косвенным образом. Психоаналитический подход часто требуется в случае повторяющихся паттернов как бы бездумного поведения, которые так часто описывает Д-503, если не для объяснения самих повторяющихся описаний. Д-503 – рассказчик с множеством синдромов, от которых ему удается избавиться лишь частично. К тому же перед нами преувеличенные, ничем не сдерживаемые эмоциональные реакции Д-503, равносильные истерии; они вступают в противоречие со стараниями Единого Государства уничтожить не только мысли, но и чувства. Д-503 склонен и к свободным ассоциациям – этот вид умственной деятельности лучше всего способен интерпретировать психоанализ. То же касается и пересказываемых им снов. Наконец, примечательно, что очень часто Д-503 может проследить проявления бессознательного вплоть до детских и юношеских переживаний. По словам С. А. Голубкова, едва ли не ключевая проблема романа – глубокое отчуждение; характерно, что у нумеров нет прошлого, нет своей биографии [Голубков 1993: 51, 52]. Мало того, что Д-503 странно одинок в десятимиллионном городе, самое худшее, что он отчужден от самого себя. Но, как мы видели, говоря о его детских переживаниях, он проходит процесс восстановления собственной личности, в котором восстанавливаются крупицы его прошлого и, следовательно, биографии – все это постепенно возвращает его к нормальной жизни.

Помимо архетипов К. Г. Юнга, присутствие которых в романе выявили К. Коллинз [Collins 1966b; Collins 1973] и Т. Ф. Роджерс [Rodgers 1992], психоанализ оказался единственным направлением психологии, которое когда-либо применялось к анализу «Мы». Как ни странно, Коллинз утверждал, что фрейдовские открытия в большей степени применимы к прозе Достоевского и Гоголя, нежели к произведениям Замятина. Так может быть лишь в случае, если психологическая теория применима лишь выборочно. Если в теориях Фрейда есть хоть какая-то правда, то она должна быть правдой для всех, включая Замятина[48]. В связи с этим мне вспоминается заявление Ч. Дарвина, что он отказался бы от всей теории естественного отбора, если бы ему показали хоть одну черту хоть одного животного, которая не поддавалась бы эволюционному анализу. Если бы Коллинз был прав относительно Замятина, мы вполне могли бы обойтись без Фрейда. Но беспокоиться не о чем: в романе множество свидетельств того, что психоанализ уместен, а некоторые другие замечания Коллинза помогают понять, почему он уместен.

Коллинз отмечает, что многие персонажи описаны фрагментарно, и предполагает, что их следует рассматривать как проекции психики Д-503 [Collins 1966b; Collins 1973]. По словам Д-503, роковая женщина 1-330, вся «оттуда, из дикой древней страны снов» [172], ни дать ни взять блоковская Незнакомка. Присущие 1-330 крайности поведения, особенно сексуального, самого опасного, подразумевают, что она всего лишь плод воображения Д-503. Впервые она появляется в миг, когда Д-503 разражается смехом, – это напоминает нам высказывания Фрейда о том, что юмор часто дает выход бессознательному. С самого начала кажется, будто все, что говорит 1-330, – это ответы на мысли Д-503, как будто она составляет часть его сознания; ее первые слова, обращенные к Д-503, – о том, что он ведет себя «как некий мифический бог в седьмой день творения. Мне кажется, вы уверены, что и меня сотворили вы, а не кто иной» [143].

Д-503 – автор своего дневника, а следовательно, его бог – в некотором смысле он действительно ее сотворил. Позже его удивляет, что «Она говорила как-то из меня, говорила мои мысли» [157]. Насколько может судить читатель, она и состоит из его мыслей. Этот вид мысленной телепатии встречается и в ряде других случаев. Например, в Древнем Доме: «Она как будто угадала – обернулась. “Ну, вот мои глаза. Ну?” (Это, конечно, молча.)» [157].

Во время другого свидания, когда она надевает желтое платье, Д-503 спрашивает себя, не слышен ли ей стук его сердца [174]. Позже она таинственным образом исчезает из той самой комнаты в Древнем Доме [187] примерно так же, как появилась в первый раз как будто она всего лишь порождение его фантазии.

И вправду, Д-503 с трудом проводит границу между собой и 1-330. Временами ему хочется полностью слиться с ней. Перед одним из свиданий он обнимает ее ноги, кладет ей голову на колени:

…я – кристалл, и я растворяюсь в ней, в I. Я совершенно ясно чувствую, как тают, тают ограничивающие меня в пространстве шлифованные грани – я исчезаю, растворяюсь в ее коленях, в ней. Я становлюсь все меньше – и одновременно все шире, все больше, все необъятней. Потому что она – это не она, а вселенная. А вот на секунду я и это пронизанное радостью кресло возле кровати – мы одно [226].

Несмотря на его романтические слова о том, как двое сливаются в одно, он также опасается, что она может полностью завладеть им. Во время их первого официального свидания, фиксирует герой, он «увидел там отраженным себя. Но было неестественно и непохоже на меня… я определенно почувствовал страх, почувствовал себя пойманным, посаженным в эту дикую клетку» [157–158].

Примерно то же самое происходит после неудавшегося восстания в День Единогласия [236]. В конце романа, когда герои в философских терминах обсуждают счастье, трудность сохранить собственную идентичность рядом с 1-330 достигает для Д-503 критической стадии: «Как тогда, давно – она говорила как-то за меня, мною – развертывала до конца мои мысли. Но было в этом что-то такое жуткое – я не мог – и с усилием вытащил из себя “нет”» [261]. Тем не менее его последующие слова: «Не могу без тебя, не надо без тебя» – достигают ее слуха, хотя он не уверен, сказал он это или только подумал, «но I слышала» [262]. Одно из побуждений, заставляющих его решиться на добровольную Операцию, состоит в том, чтобы, погибнув, убить и ее, – так он это объясняет, говоря, что всегда ненавидел ее [291]. И после встречи с Благодетелем в воображении Д-503 встает сцена казни 1-330 посредством Машины [283]. Возможно, это тоже его фантазия. Если, будучи автором дневника, Д-503 выступает как бог текста, то, конечно, ее пытки и неминуемая казнь в конце – его рук дело.

1-330 не единственный персонаж, вторгающийся в сознание Д-503. На протяжении всего романа Д-503 чувствует,