Охотник. Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Дальше Анька шла уже без улыбки, но на удивление шустро – то ли затекшие ноги разошлись, то ли сил прибавилось от мечтаний, но она уже без особого усилия успевала за своим «буксировщиком» и почти не натягивала ремень его штанов. Смешных таких штанов, как у клоуна!

Она представила, что таится там, под штанами, и тут же кровь прилила в пах. Анька хотела «Юру», очень хотела, но… постеснялась. Она такая грязная, такая вонючая, такая… нечистая. Вдруг он ей побрезгует? Не захочет? Вот они выберутся наружу, вымоются как следует, и тогда… тогда она покажет, на что способна! Уж тогда он точно от нее никуда не денется – никто не сможет доставить ему больше удовольствия, чем Анька! Ни одна баба! Опыт – его не пропьешь, да… а его, опыта, на тыщу баб хватит! Увы…

– Пришли, – голос Юры прозвучал глухо, теряясь где-то в сплетениях труб и кабелей, и Анька вдруг подумала – эти кабели ведь кто-то должен охранять! Вдруг сейчас выбегут из темноты менты с автоматами!

А еще в ее голову пришла ошеломляющая мысль – она видит! Видит в темноте! Может, тоже мутантка! А что, заразилась мутацией, когда ублажала мутанта, и сама стала мутанткой!

Но скоро Анька разочаровалась – просто они сейчас стояли на дне колодца, люк которого был неплотно закрыт, и несмелый лучик солнца умудрился пробраться в царство кромешной тьмы, так и не сумев до конца ее победить, запутавшись в ржавых трубах.

– Вон по тем ступенькам – за мной. Я открою люк, ты вылезешь, а я буду тебя ждать внизу.

Анька молча кивнула, и через несколько секунд они уже поднимались вверх, цепляясь за ржавые ступеньки, вмурованные в красный кирпич колодца. Высота подъема была довольно большой, и вначале Анька боялась, что сил ее не хватит, чтобы забраться на такую крутизну, но потом успокоилась, чувствуя, как обновленные мышцы легко несут тело вверх, не протестуя, не требуя отдыха.

Все-таки приятно чувствовать себя здоровой, и черт с ним, с шампанским! В конце концов, что такое шампанское? Прокисший виноградный сок, в который накачали газ! Тьфу одно, а не вкуснота!

Бррр… тошнит, при одном воспоминании… и как она пила его раньше? Прямо из горла€! Тьфу, щас блевану…

* * *

Анька нерешительно взялась за ручку тяжелой стальной двери, постояла несколько секунд, потянула, и массивная, почти сейфовая дверь отворилась, пропуская в прохладный полуподвал.

Анька никогда тут не была. Все, что она знала – узнала из вывески: «Принимаем драгоценные металлы – золото, серебро…». Выбрала эту «приемку» именно потому, что та не выглядела пафосной, не блистала натертыми хрустальными витринами, на которых рядами лежат драгоценные побрякушки. Куда ей, в старой, потертой одежде, со следами путешествия по тоннелям, соваться в дорогой ломбард? Ну да, она слегка оттерла и юбку, и толстовку, и с куртки постаралась смыть вонючую слизь подземелья (прямо из лужи, фу!), но… воняло от Аньки так, будто она месяц лежала, закопавшись в кучу помоев. Одно радовало – паспорт с собой. Анька приучила себя выходить из квартиры только с паспортом, спрятанным за подкладку куртки. Загребут в ментовку и будут держать в КПЗ, определяя личность, если паспорта нет! А что – имеют право. А за то время квартиру Анькину или сожгут, или «прихватизируют». Глаз да глаз нужен! Едлом не щелкай, быстро лоха разведут, здесь вам не тут!

Без паспорта золото не примут даже в эдакой воровской приемке – мало ли, может, подстава какая? Барыги сейчас ученые, все ментовские приколы знают. Подставят менты какую-нибудь левую девку, дадут ей колечко сдать, мол, примите без документов, они примут, а потом их – хлоп! И давай бабло доить, иначе, мол, лицензию отберем. А она дорогая, лицензия эта… и следакам потом башлять за то, чтобы закрыли дело. Слыхала Анька про такие дела, ага. Ментовские шуточки, известное дело.

Внутри ломбард ничем не отличался от всех ломбардов, которые Анька видела в своей жизни – прилавки с кольцами-цепочками под стеклом, мордатый молодой продавец, который шарился в ноутбуке (похоже, что сидит где-то в соцсетях). Охранник – высоченный парень в черной форме со значком какого-то охранного предприятия. Бросилась в глаза нашивка – череп со скрещенными костями. «Как эсэсовцы!» – мелькнула мысль, и настроение тут же испортилось.

Не любила Анька фашистов, совсем не любила. И не только потому, что они на страну нападали, просто как-то попала в гости к нацикам, обколотым татушками со свастикой и герычем – по самую макушку обколотым. Хреново ей там было, очень хреново. Наизнанку едва не вывернули, да еще и били, потом недели две кровью писалась. Слышала, через полгода их то ли закрыли, то ли перестреляли – и правильно. Таким жить не надо. Как к ним попала – и сама не помнит. Привез кто-то из «друзей», а ей и все равно было – пьяная, ничего не соображала. Потом сообразила, а уже и поздно. Еле свалила, дождалась, когда все «отъедут», ключ от двери выкрала и свалила. Хотела одному гаду глотку перерезать, но побоялась. А надо было! Глумился, тварь…

Продавец оценил посетительницу оценивающим взглядом, явно остался недоволен результатом, поджал губы и снова отвернулся к ноутбуку, продолжая следить за гостьей боковым зрением.

Анька знала этот фокус и сама владела им лучше многих, смотришь вроде как вперед, а на самом деле следишь за объектами справа или слева. Выдают только непроизвольные движения глаз, волей-неволей скашивающихся в сторону того, за кем наблюдаешь.

Подойдя к прилавку, Анька достала тяжелую цепь, заманчиво блеснувшую в свете неоновой лампы, и положила руку с цепочкой перед приемщиком-продавцом, соизволившим оторваться от созерцания экранной девицы, призывно выпятившей надутые силиконом губы в сторону потенциального жениха. Ноут стоял чуть наискосок, а зрение у Аньки улучшилось теперь настолько, что она могла разглядеть даже пятнышко на экране, оставленное сальной рукой его владельца.

– Что хотела? Сдать? – Приемщик сощурился, глядя на цепь, и его плохо выбритое лицо слегка подобрело. – Заложить?

– Сдать, – холодно ответила Анька, чувствуя взгляд охранника, который блуждал по ее заднице. Аньке было неприятно. Теперь, когда голова освобождена от алкогольного дурмана, ощущение того, что она плохо одета, грязна, воняет и вообще – ходячая помойка, а не человек, было до отвращения ясным. Особенно рядом с мужчинами, разглядывающими с ног до головы.

Раньше, когда Анька была «Аннушкой», молоденькой красоткой с длинными ногами и торчащей вперед грудью, ей нравилось, когда мужчины ее так разглядывают. Потом, когда стала «Каланчой» – стало все равно, кто как разглядывает и за что хватает. Лишь бы наливал да деньги-кормежку давал. Сейчас, поздоровевшая, стройная, помолодевшая, она если и не сгорала со стыда, то чувствовала себя хуже некуда, до комка в горле, до желания ударить в рожу тому, кто скажет хоть слово об ее никчемности.

– Ну, давай, проверим… – лениво бросил приемщик, цепляя толстыми пальцами витую желтую цепь. – Сдается, никакое это не золото. Вернее, «цыганское золото». Щас посмотрю…

Он включил здоровенную лупу-фонарь и с минуту внимательно разглядывал все звенья цепи одно за другим. Потом слегка усмехнулся и бросил цепь в чашку для мелочи, громыхнув, как дворовый пес цепью: