Наука любви и измены - Робин Данбар

Есть только одно крошечное исключение из правила: многопользовательские ролевые онлайн-игры вроде Second Life или World of Warcraft. В этих виртуальных мирах естественным образом воспроизводятся обычаи и правила, существующие в реальном мире. Нарушители принятых в сообществе законов и неписаных правил подвергаются остракизму и наказываются. Что неудивительно, ведь эти онлайн-сообщества де-факто не что иное, как маленькие общины, решающие совместные задачи. И пользователи ведут себя там примерно так же, как в повседневной жизни: образуются маленькие компании добрых друзей, которые со временем проникаются друг к другу таким доверием, что начинают действовать заодно. Однако если не считать этих особых случаев, в интернет-пространстве не существует самоконтроля, который заменял бы контроль внешний, «полицейский». Там ведь нет ни общего дела, ни единой цели, требующей совместных усилий. Это всего лишь супермаркет, который предлагает товары и услуги разного качества и по разным ценам. Но если в реальном мире каждый из нас сумеет выбрать оптимальный товар по оптимальной цене, то в мире виртуальных отношений мы, измученные отчаянием и одиночеством, рискуем наделать непоправимых ошибок.

* * *

Пока что мы говорили исключительно о процессах и механизмах, позволяющих нам делать определенные заключения относительно романтических партнеров и других людей, с которыми нас связывают близкие отношения. Но до сих пор мы не задавались вопросами: как и когда любопытный феномен под названием «влюбленность» занял столь важное место в нашей психике? В следующей главе я наконец обращусь к рассмотрению двух этих важных эволюционных вопросов.

Жены, проку нет в слезах —

У мужчин гульба в крови:

Ведь в природе ни на грош

Постоянства не найдешь.

Роберт Бернс. Закон природы[23]

Пока что мы установили две вещи: во-первых, что брачная система у человека довольно изменчива – по крайней мере, в том смысле, что возможен переход от моногамии к полигамии и обратно. Во-вторых, при всем разнообразии форм этой системы за ними явственно стоят одни и те же психологические процессы, тот феномен, который мы называем влюбленностью. Есть мнения, будто он встречается и у представителей других видов, но мне все-таки кажется, что влюбляться могут только люди – во всяком случае, с такой силой. Впрочем, в данной главе я хочу сосредоточиться на функциональной стороне дела: откуда вообще взялось это странное явление в человеческом роду? Моногамные брачные системы (а значит, и парная брачная психология, неразрывно с ними связанная) у млекопитающих встречаются крайне редко: моногамны лишь 5 % видов. Хотя в нашем собственном отряде приматов моногамия распространена шире, все равно она отнюдь не является общим правилом: моногамны всего 15 % видов приматов, причем большинство из них – это либо мелкие южноамериканские капуциновые и игрунковые, либо гиббоны (единственные моногамные приматы Старого Света). Но пусть у других видов и близко нет того накала чувств, который знаком людям (хотя некоторые из южноамериканских обезьян временами поразительно нас напоминают!), их брачное поведение может подсказать нам некоторые обстоятельства, объясняющие эволюцию человеческого поведения.

Копнем эволюционные корни

В контексте эволюции возникновение брачных пар имеет всего четыре основания. Во-первых, парные отношения позволяют самцу монополизировать доступ к спариванию с самкой и быть уверенным, что детеныши – его. Во-вторых, это дает потомству дополнительную защиту от хищников. В-третьих, уменьшается риск, что оно станет жертвой самцов-детоубийц своего же вида. В-четвертых, самец помогает выращивать детенышей. Каждое из оснований предполагает особый тип брачного поведения, а это в свою очередь позволяет нам проследить эволюционные корни романтических отношений.

Например, в первом случае парные отношения по-настоящему выгодны только самцу, поскольку самке в общем-то не важно, с кем спариваться. А раз так, то, надо полагать, именно самец будет всячески стремиться к поддержанию отношений, потому что ему как раз есть что терять, если самка уйдет от него и решит спариться с другим самцом. Поэтому он придерживается тактики «охраны брачного партнера». Такое поведение мы наблюдаем у антилоп клиппшпрингеров – одного из самых моногамных видов на свете (о них мы уже говорили в третьей главе).

Второе и третье основания очень сходны: оба имеют непосредственное отношение к защите жизни детенышей. Разница лишь в том, от кого их приходится защищать – от обычного хищника или от представителя собственного вида. Хищники, разумеется, вечная проблема, но нападают они, как правило, на взрослых особей, а чаще на подрощенных детенышей. В данном случае оба родителя в равной степени заинтересованы в охране и обороне: и самка (речь идет и о ее жизни), и самец (если самка погибнет, он лишится возможности передать свои гены потомству – при условии, что остальные самки в популяции уже «заняты»). Напротив, «хищничество» со стороны представителей собственного вида чаще всего угрожает совсем маленьким детенышам и новорожденным. У обезьян самцы постоянно занимаются детоубийством – прежде всего по причине длительного периода вынашивания и лактации (а это, напомню, плата за крупный мозг). У млекопитающих (включая человека) самки не возвращаются в репродуктивное состояние и не могут зачать нового детеныша, пока не отлучат от груди предыдущего. Это следствие очень простого механизма: механическая стимуляция сосков, которая происходит, когда детеныш сосет молоко, вызывает мощный выброс гормонов, «перекрывающий» работу яичников и не позволяющий им восстановить нормальный овуляторный цикл. Такая система невероятно чувствительна – она зависит от частоты кормления (они должны происходить примерно раз в четыре часа), а не от общего количества времени, которое младенец проводит у соска. Как только детеныш начинает пить меньше молока, промежутки между кормленими удлиняются и снова начинается овуляция. Поэтому для самца стремление избавиться от приплода – вполне осмысленная стратегия: лишившись сосунков, самка вновь обретает способность к размножению, и самец может спариться с ней гораздо раньше, чем если бы пришлось дожидаться окончания лактации.

С самцами-детоубийцами «договориться» невозможно, ведь их эволюционная задача – устранить непосредственную причину временного бесплодия самки, а затем оплодотворить ее. Они неотступно следят за самкой и, стоит той зазеваться, тотчас хватают детеныша. Особую угрозу детенышам представляют новички, лишь недавно присоединившиеся к группе: им не терпится начать размножаться как можно скорее, пока они еще достаточно сильны, чтобы монополизировать доступ к самкам. Таким образом, для самки достаточно привлекателен и выгоден вариант, при котором она постоянно находится при одном самце, а тот выполняет роль телохранителя при ней и ее детенышах, защищая их и от хищников, и от самцов-конкурентов. По сути это – сделка: исключительное право на спаривание в обмен на защиту. Напротив, для самца это не оптимальная стратегия, так как он и сам мог бы податься в разбойники-детоубийцы.