Пять ночей у Фредди: Ужасы Фазбера. Хватайка - Скотт Коутон

– Да?

– Мэм, меня зовут детектив Ларсон. – Он показал хозяйке дома свой значок. Она обратила на него не больше внимания, чем сам детектив. – В рамках текущего расследования я должен осмотреть помещение. Вы не возражаете?

Хозяйка, прищурившись, глянула на него. Ему показалось, что он увидел какой-то уснувший блеск в её взгляде, словно в нём горела искра, которую затушили не полностью. Интересно, не скажет ли эта искра «возражаю»? Если скажет, он даже не знает, что делать дальше, потому что ордера на обыск у него нет.

Женщина пожала плечами:

– Заходите.

Переступив порог и оказавшись в тщательно прибранной и аккуратно обставленной гостиной, он огляделся и увидел, что небольшая кухня и столовая пребывают в таком же состоянии, несмотря на то что в доме живут по меньшей мере четыре кошки, которые сейчас царственно разлеглись на спинках мебели или в пятнах солнечного света, падающего на плетёные ковры.

– Я Марджи, – сказала хозяйка и протянула ему руку.

Ларсон пожал её. Рукопожатие было холодным и вялым.

Она посмотрела на него, приподняв бровь, словно ожидая ответа на некий безмолвный вопрос. Он улыбнулся, но ничего не сказал. Интересно, что она увидела, посмотрев на него. Интересного мужчину немного за тридцать, которого он видел в себе, или же глубокие морщины, которые начали формироваться в уголках губ и глаз, и он сам замечал только их, когда видел своё отражение в зеркале?

Она отвернулась, и её взгляд упал на двух кошек.

– Извините за кошек. Я и сама не знаю, как так получилось. Мне подарили кота, чтобы составил мне компанию после… ну, просто чтобы составил мне компанию. Кот оказался кошкой, да ещё и беременной. Я не смогла отдать четырёх котят. Мне казалось, что это я их мама, и я не могу просто взять и бросить их. Вот так и вышло, что я теперь кошатница.

Она сухо усмехнулась, потом закашлялась.

Ларсону показалось, что она когда-то много смеялась, но в последнее время практики у неё не было. Интересно, что с ней случилось. Ему очень хотелось об этом спросить, но он пришёл сюда не за этим.

Ларсон пошёл в ближайшую комнату. Марджи последовала за ним.

– Сколько вы здесь уже живёте? – спросил он.

Ларсон обнаружил, что разговоры с домовладельцами отвлекают их во время осмотра. Дают ему больше времени на поиски, прежде чем хозяева настораживаются или даже начинают оправдываться.

– Чуть больше трёх лет. – Она сделала небольшую паузу между «трёх» и «лет».

Он посмотрел на неё.

По голосу казалось, что она вот-вот заплачет, но её глаза оставались сухими, а лицо – бесстрастным.

– Меня наняли сиделкой для больного мальчика, пока его отец служил в армии за границей. Он умер и оставил дом мне.

«Папа или мальчик?» – подумал Ларсон. Вслух, впрочем, он вопроса не задал.

Ларсон вышел в короткий коридорчик с тремя дверьми. Из самой дальней двери вышла пятая кошка – маленькая, серая в полоску. Усевшись посреди коридора, она стала умываться.

Ларсон заглянул в маленькую блестящую ванную, потом – в спальню довольно немалых размеров, которая явно использовалась хозяйкой. В изножье большой кровати лежал аккуратно свёрнутый жёлтый махровый халат, а на вишнёвом комоде аккуратными рядами стояла косметика. Не считая этих деталей, комната казалась явно мужской.

Ларсон решил ничего не спрашивать об отношениях хозяйки с покойным работодателем, какими бы они ни были. Не нужно рисковать и злить её. Он пошёл дальше по коридору.

Старый дом скрипел и покачивался, издавая звук, похожий на стон. Ларсон был уверен, что Марджи вздрогнула, услышав звук.

Тёмно-серая кошка прошла по коридору, обнюхала полосатую, потом потёрлась о ноги Ларсона. Он нагнулся и почесал её за ушами. Он знал, что позже об этом пожалеет. У него была аллергия на кошек, но он всё равно их любил.

Пройдя в комнату, очевидно служившую второй спальней, Ларсон уставился на единственную кровать посреди комнаты. Кроме кровати, в комнате стоял лишь маленький шкафчик.

Он не знал, что такого в этой комнате, но что-то заставило его здесь задержаться. В частности, его внимание привлёк шкафчик.

Марджи тихо стояла рядом с ним. Достаточно близко, чтобы он мог почувствовать запах её, судя по всему, мыла или шампуня. Свежий, но чистый запах, ничего тяжёлого и притягательного вроде духов или одеколона. Несмотря на её макияж, у Ларсона сложилось впечатление, что ей не особенно-то хотелось делать что-либо для того, чтобы впечатлить других. Интересно, не поэтому ли она показалась ему привлекательной. Ему нравилась её простота и прозрачность. Нет, она не начала изливать ему душу, как часто делают нервные свидетели, но, с другой стороны, она не пыталась быть тем, кем на самом деле не была. Он это увидел сразу.

Ларсон прокашлялся и прошёл мимо кровати к шкафчику, который привлёк его внимание.

– Мы преследуем подозреваемого в рамках текущего расследования, которое я ранее упомянул. Дело почти заглохло. До последнего времени у нас даже не было никаких зацепок. А теперь есть.

Он сунул руку во внутренний карман серого спортивного пиджака, достал оттуда фотографию и протянул Марджи.

Марджи ничего не сказала, но за неё всё сказало лицо. Сначала она залилась краской. Потом её щёки побелели так же быстро, как до этого порозовели. Глаза широко раскрылись. Рот слегка приоткрылся. Ларсон услышал, как участилось её дыхание.

Детектив Ларсон уже собирался спросить, чем вызвана такая реакция, но споткнулся от удивления, когда на кровать вдруг запрыгнула серая полосатая кошка.

– Извините, – повторила Марджи и взяла кошку на руки. Та тут же замурлыкала.

Ларсон, не сдержавшись, протянул руку и погладил кошку по морде. Поняв, что подошёл слишком близко к Марджи, он быстро отступил на шаг.

Шкафчик стоял прямо перед ним. Он и не заметил, что уже до него добрался. Теперь нужно посмотреть, что внутри.

Ларсона тянуло к шкафчику, но в то же время он чувствовал необъяснимое нежелание открывать его. Он чихнул.

– Простите, – сказал он.

– Это всё кошки, – ответила Марджи.

– Всё нормально.

Он соврал. Ему теперь будет плохо весь день.

Он понял, что всеми силами пытается не открывать шкафчик или, по крайней мере, сделать это как можно позже. Но это желание было абсурдным, так что он схватился за ручку шкафа и потянул.

Шкафчик был пуст, но вот его внутренние стенки – нет. Они были покрыты грубыми чёрными каракулями, расположенными близко друг к другу. Почти каждый дюйм внутренней поверхности шкафа был изрисован бессмысленными на вид буквами, написанными толстым маркером. Ларсон не понимал смысла каракулей, но тем не менее они вызывали у него то же самое чувство, что и недавние доклады о жутких смертях.