Маньяк между строк - Татьяна Шахматова

– Если бы вам нужно было пригрозить человеку, но не испортить с ним отношения, как бы вы поступили? – поинтересовалась тетка у Веры. – Я подскажу, чтобы мы не ушли слишком далеко: какими другими речевыми жанрами можно заменить косвенную угрозу?

Вера задумалась буквально на пару секунд:

– Можно сделать вид, что советуешь что-то или рекомендуешь, предостерегаешь…

– А также еще можно сделать вид, что твоя угроза – это бред сумасшедшего. На такие письма гарантированно никто не обратит внимания, – тихо закончила Вика. – Понимаете, что это значит?

Вера сделала многозначительное лицо и закивала:

– Двойное кодирование, – прошептала Ухтомская. – Как в эстетике постмодернизма. Чарльз Дженкс писал, что постмодернистское здание и произведение искусства одновременно обращается к меньшинству, к избранным, используя для этого высокие коды, и к широким массам при помощи общедоступных кодов.

– Ну-у-у, в общем, да, – вынуждена была согласиться Вика, смиренно передавая пальму первенства под длинным названием «наукообразность там, где она не нужна» Вере Ухтомской. – Но если применительно к нашему конкретному делу, то это означает, что Правдоруб специально высказывает угрозы устами сумасшедших, чтобы на эти письма не обратили внимания сразу. Он снижает потенциал угрозы, чтобы до определенного времени эти угрозы не начали прорабатывать всерьез.

Все было бы хорошо, если бы в эти размышления двух филологических дам, оккупировавших мою кровать, не закралась одна существенная нестыковка. Правдоруб жаждет восстановления справедливости. Он хочет, чтобы его заметили. Приняли его жалобы и угрозы во внимание.

Но Виктория отрицательно замотала головой.

– Нет, народ. Тут все как раз наоборот. Это-то мы как раз и не учли. На самом деле плевать этому Правдорубу и на справедливость, и на внимание, и на узнаваемость почерка. Короче говоря, на все эти обычные пунктики маньяков аля криминалистическая энциклопедия. Все это только видимость. Главной задачей Правдоруба является именно убийство. Точнее сказать – серия убийств. А угрозы должны были найтись потом. Так сказать, постфактум, или точнее – постмортум, после смерти жертвы.

– То есть он что же – не одержим идеей справедливости? Он… просто убийца? – Вера сделала паузу, и в глазах ее отразилась целая палитра чувств и эмоций, главным из которых был, пожалуй, ужас. Нагнетанию атмосферы способствовали непроглядная зимняя ночь за окном и абсолютная тишина, царившая в «Гранд Ставро».

– Я думаю, что никакой он не сумасшедший, – закончила Виктория. – Правдоруб активно работает под больного человека. Сам же он абсолютно вменяемый.

Вера схватилась за телефон, но в этот раз не для аудиозаписи.

– Я должна позвонить мужу, – умоляюще проговорила Вера.

– Да погодите звонить. Что вы скажете? Надо еще проверить версии. Мне кажется, мы уже близко, но мало доказательств. Судя по всему, наш Правдоруб с самого начала собирался подставить Шляпника.

Вика обвела нас невидящим взглядом, стараясь сложить пазлы этой картины прежде всего в собственной голове.

– Какова вероятность, исходя из текстов найденных четырех писем, что Правдоруб – женщина? – вдруг обратилась Виктория к Вере.

Я даже не сразу поверил тому, что слышу. До этого часа я не мог себе представить ситуацию, в которой моя тетка всерьез задает кому бы то ни было вопрос о гендерных особенностях речи.

– Ну вы же понимаете, что объем слишком мал… – начала было Вера, которая, кажется, и сама растерялась столь внезапной смене гнева на милость.

Но Вика остановила ее:

– Я понимаю, я сама филолог. Объем, неточность, все дела. Но в этот раз нам приходится иметь дело с материями, которые не всегда можно доказать реальными цифрами. С этим придется смириться. У вас в этой области гораздо больше опыта, чем у меня. Иногда в словесных делах важнее то, что ощущается на кончиках пальцев, точнее – на кончике языка.

– Процентов восемьдесят, – без лишних уговоров предположила Вера. – Последнее письмо особенно.

– И это же последнее письмо процентов на двадцать указывает на то, что эта женщина неплохо знакома с вопросами межевания земель и архитектурными терминами, – закончила Вика.

– Равно как и третье письмо, – согласилась Вера. – «Красная линия», «север участка», «урез воды», «отчуждаемая территория». Строительные СНиПы только осталось указать, а так – полный набор.

– Вот и я про это подумала, – кивнула Вика.

Мы с теткой переглянулись. Одна женщина из окружения Шляпника точно подходила под этот речевой портрет. А если учесть, какой замкнутый образ жизни вел Шляпник, то вывод напрашивался сам собой. И эта женщина уже несколько часов не выходила на связь.

– Да ну, – тут же сама себе возразила Виктория. – Инна?! Зачем бы ей это? Живет в другом городе, зла на Шляпника не держит, нет общих детей. В бизнесе, который пересекался бы интересами с банкиром, нотариусом, владельцем заправки и журналистом да еще и в другом городе, не замечена. Кажется, тот случай, когда мы совершаем то, что математики называют преобразованием подгонки. Другими словами, мы чего-то не знаем, у нас нет какого-то неизвестного «икса».

В это время я сделал простейшую, тупейшую, как это часто бывает в делах такого рода, операцию. Раз размера бизнеса самой Инны для такого размаха не хватало, надо было выяснить, а не походит ли часом под нужный размер бизнес ее ближайшего окружения. Например, хаемого на всех углах ненавистного, со слов самой Инны, мужа Геньки. И тут выяснилась потрясающая новость. Оказывается, Геннадий Берг являлся одним из тех не слишком обремененных культурой носителей пиджаков, которые составляли совет директоров банка «Алоиза кредит банк». И значит, его бизнес-интересы вполне распространяются не только на наш город, но и на достославный Ставроподольск.

– Всю эту серийную канонаду вполне можно было устроить, чтобы убрать одного человека из совета директоров, – проговорила Вера, встала и направилась к двери.

– Все правильно, – согласно кивнула Виктория. – Вот теперь поезжайте домой. Думаю, что капитан Ухтомский оценит эту информацию по достоинству.

Забрать Филиппа Вера забыла. Поэтому в эти несколько предутренних часов дремали двое в кровати, не считая кота. Легли, не раздеваясь, выключать свет Виктория запретила категорически. Впрочем, мы с Филиппом уже усвоили: иррациональное. Кот по-стариковски вздохнул и покорно свернулся калачиком между нами.

Приезд Ларьковой в город можно было сравнить разве что с наводнением в Лондоне. «Темза, сэр!» – как в известном анекдоте. А ты в роли того лакея, что должен доложить о прибытии реки, сохраняя вежливое величавое спокойствие. Как и ожидала Виктория, амбиции ученых дам, словно два трута, не могли тереться друг об друга бесконечно долго. Искра вспыхнула.