Жизнь среди людей - Алиса Рекунова

– И что же со мной? – Я указал пальцем себе в висок. – Где здесь проблема? Это не лобные доли, которые отвечают за высшую нервную деятельность. У меня с ней все в порядке. Я же умный. Какие отделы мозга за это отвечают?

– Есть несколько теорий.

– Каких? Какие теории объясняют мое уродство?

– Ты не…

– Какие? – спросил я.

– Например, повреждения системы нейронов, которые отвечают за подражание.

– Зеркальные нейроны?

Ольга Алексеевна кивнула.

Я задумался. Это вполне могло быть правдой. Я не могу подражать другим людям, поэтому у меня не получается социализироваться.

– Есть еще теории? Вы говорили, их несколько.

– Да. Возможно, дело в недостаточной связи между зрительной корой и лобно-височными областями.

– Поясните.

– Лобно-височные доли обрабатывают информацию, которую посылает зрительная кора. У некоторых людей обработка информации не происходит должным образом. То есть… – Она вздохнула. – Обычно, в случае правильной фильтрации сигналов зрительной коры, мозг производит отбор самых важных сигналов. Это помогает избежать сенсорной перегрузки. А если механизмы фильтрации нарушены, то никакого отбора нет.

Я кивнул и замолчал. Все просто. Все очень просто. Я просто биохимическая машина. Не более того.

– Похоже на правду, – сказал я. – Я не вычленяю самого важного. И сосредоточиться не могу. Глаза устают. Болят. И голова тоже. Весь мир орет. Или молчит. По-другому не бывает. Настроить громкость не получается.

Ольга Алексеевна кивнула.

– Значит, мой мозг и правда дефективный. Я всегда подозревал, – пробормотал я, не сдержав вздоха, и снова улегся головой на стол. – Знаете, я всегда избегал нейробиологии.

Я ведь боялся прочитать про себя что-нибудь не то. Мне этого очень не хотелось.

Я посмотрел ей в глаза и улыбнулся, почувствовав, как дрожат мои губы.

– Раньше не хотелось. А теперь я рад.

– Рад?

– Ну да. Раньше я думал, что я просто урод. А теперь я знаю, что дело в работе мозга, и это не моя вина. Я не выпендриваюсь, я не избалованный. Я просто такой, какой есть. Мне стало легче. Даже если у меня не этот синдром, то… – я развел руками, – то это моя физиология, и я не выпендриваюсь, как говорят некоторые. Правда же?

Ольга Алексеевна улыбнулась, и тут прозвенел звонок на перемену для младших классов.

Значит, прошло всего сорок минут. Мне показалось, что целая вечность.

Я качнулся на стуле и почувствовал, как кружится голова.

– Ой-ой, – я засмеялся и сел ровно, – Я никогда в жизни столько не говорил. Вообще никогда. Теперь кислорода не хватает.

– Попей водички.

– Да, точно.

– А как у тебя с научным докладом? Про что будешь писать?

– Ни про что.

– В каком смысле?

– Ну я не записался вовремя, так что теперь поздно. Тем более я не умею выступать перед большим количеством людей. В общем, неважно. Я пойду.

– Давай, Леша.

Я встал и подошел к двери.

– А можно мне прийти в следующий раз на факультатив?

– Конечно, приходи.

Я кивнул и вышел из маленького кабинета в большой мир. По коридору носились совсем мелкие дети и ученики постарше. Всюду слышался гул и раздавался смех.

Да, это был другой мир, которого я не понимал. Может даже, я никогда его не пойму. Но я не обязан понимать всех, как все не обязаны понимать меня.

Я просто стоял и смотрел, чувствуя, что наконец-то мне стало легче. Это не моя вина, что я не такой. Просто так получилось.

* * *

Дома я решал задачи по химии в ожидании мамы. Влад пришел домой с тренировки и лег спать, попросив разбудить его, когда придет Игорь.

Игорь считал, что спать днем нельзя, так как это сбивает режим. Но Влад иногда нарушал его запреты.

В уме вертелись строчки, но я не мог ничего написать. Почему-то не получалось.

В классе мне так и не вернули тетрадь с моими стихами. Ну и пусть.

Мама и Игорь пришли домой в 21:21 с пакетами из продуктового магазина. Я разбудил Влада, и мы пошли их встречать.

После этого мы с Владом разбирали продукты.

Я хотел есть. Но у нас больше не было никакого куриного филе по понедельникам, средам, четвергам и воскресеньям. Теперь мы ели только то, что хотел Игорь.

И в этот вечер мы ужинали свининой и пюре (я съел только пюре). Я все же дождался, когда Игорь пошел в ванную комнату.

Я постучал в дверь маминой спальни.

– Да-да?

Я открыл дверь и осторожно вошел, остановившись на пороге.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – мама сидела с ноутбуком на коленях. – Ты насчет компьютера?

– Что насчет компьютера? – удивился я.

– Ну мы же договаривались, что вернем тебе ноут после Нового года.

– Да? – Я этого не помнил, – Спасибо. Я вообще-то хотел у тебя спросить о другом.

– О чем? – Мама отвлеклась от своей работы и посмотрела на меня.

– Я всегда был таким?

– Каким таким?

– Аутичным.

– Что? – повысив голос спросила она, отложив ноутбук на тумбочку рядом с кроватью. Она никогда не ставила ноутбук на постель.

– Ну я ведь правда аутичный. Разве нет?

– Нет, – еще громче сказала она, – Кто тебе сказал такую чушь?

– Ольга Алексеевна, наш школьный психолог.

– Да, я с ней говорила. Глупая выпускница гуманитарного вуза.

– Она не глупая. Она очень умная.

Мама подошла ко мне и положила руки мне на плечи.

– Не смей даже допускать мысли о том, что ты какой-то не такой. Ты совершенно нормальный.

Я помотал головой.

– Но это не так. Она права. Она психолог, она все объяснила с точки зрения нейробиологии.

– Пусть этот психолог засунет этот диплом… – Мама не договорила, – Если бы она разбиралась в нейробиологии, то была бы ученым, а не занюханным школьным психологом. Ты нормальный, и никто не смеет тебя оскорблять.

– Ольга Алексеевна меня не оскорбляла, – я отступил на шаг, – Она объяснила, чем я отличаюсь от остальных, вот и все.

– Ты ничем не отличаешься, – сказала мама странным голосом, – Мы такие же, как все. Просто отец тебя избаловал, и теперь ты из кожи вон лезешь, чтобы считать себя особенным.

– Что значит «мы»? Я не…