Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Привет! Как здорово, что ты мне ответил! Мне обязательно надо тебя увидеть. Я должна сказать тебе что-то очень важное. Прошу тебя…

Но я не удивлен. Я ждал этого звонка.

Она открывает мне дверь. Она одета элегантно, но не чересчур: на ней светлая небесно-голубая рубашка и темные, очень широкие, чуть ниже колен, укороченные джинсы. На ногах – классические синие «Конверсы». У нее от волнения блестят глаза, но она ничего не говорит, а бросается мне на шею и обнимает меня – сильно-сильно, словно желая передать мне все, что накопилось за время, пока мы не встречались, и заразить меня симпатией, которую она всегда ко мне испытывала. Потом она отстраняется и улыбается мне, сладив с волнением.

– Давай, входи. Что стоишь в дверях?

– Да, конечно. А это тебе.

Я передаю ей пакет с бутылкой шампанского.

– «Кристалл»? Ну что ты, не стоило! Ты же знаешь, чем это заканчивается…

Она оборачивается ко мне, поднимает бровь и начинает смеяться. Я осматриваю гостиную, пока она ненадолго уходит.

– Ого! Ну у тебя и квартира! Изумительно красивая, правда.

Ковры пушистые, в современном стиле, с рисунками серым на белом или синим на бирюзовом; сиреневая кушетка; кислотного цвета занавески. Одна стена – светло-оранжевого цвета, другая – бледно-желтая, еще одна – вся белая, с красной дверью. Это могло бы показаться беспорядочным сочетанием цветов, но они, наоборот, продуманно расположены: контрастно или с постепенным смягчением, неизменно идеально в деталях. Огромная прямоугольная хрустальная ваза с большими сухими ветвями, выкрашенными в светло-серебряный цвет; два кресла из темно-синей кожи; низкие стеклянные столики на резиновых колесах, с окантовкой из оцинкованного железа, несколько кованых картин со старинными надписями.

– Кто же так хорошо ее обставил? Тут бездна вкуса.

– Я!

– Ты?

– Э… Да ты же никогда не обращал на меня внимания.

Я ей улыбаюсь.

– Как это нет? Во всяком случае, Паллина, ты просто удивительная. Твоя квартира изумительна. Да и ты, вижу, в прекрасной форме. Ты словно расцвела, стала женственней, вот именно, женственней. И даже похудела.

– Судя по тому, как ты меня описываешь, раньше я была уродиной! Это потому, что мы с тобой не встречались!

Я смеюсь.

– Да что ты говоришь! Вот дурочка! Ты же сама знаешь, почему мы с тобой не встречались.

Мы молча смотрим друг на друга с волнением, но оба сразу же решаем с ним справиться. Так что я продолжаю над ней подшучивать и делаю это не без ехидства.

– Да у тебя и волосы чуть длиннее обычного. Да и этот взгляд, я не знаю…

Она весело на меня смотрит, пытаясь открыть бутылку шампанского.

– Что ты имеешь в виду? Ты передумал и хочешь попробовать это сейчас?

– Ну не знаю… Подумаю над этим сегодня вечером… – Я аккуратно забираю у нее бутылку. – Посмотрим, может быть, станет проще, если мы немного выпьем.

– А, ну конечно, ты хочешь переложить ответственность на алкоголь! Нет уж, так будет слишком просто… Это нехорошо, нужно всегда отдавать себе отчет в своих действиях, не искать оправданий.

– Ты права…

Я откупориваю бутылку, придерживая пробку рукой, потом кладу ее рядом и начинаю разливать шампанское в два принесенных ею бокала.

Она смотрит на меня, изображая ревность.

– К тому же я узнала, что ты женишься… Так ты хотел бы воспользоваться последними свободными деньками?

– Что значит «узнала»? Я же прислал тебе приглашение на свадьбу!

– Да что ты говоришь?

– Говорю правду. Смотри, я просто требую, чтобы ты пришла. – Я передаю ей бокал с шампанским. – Я прислал его по тому единственному твоему адресу, который у меня был, по адресу твоей матери – по адресу, который ты мне дала еще совсем недавно.

– Хорошо, завтра проверю. Я спрошу Беттину, домработницу, потому что с мамой мы сейчас не слишком много разговариваем.

– «Сейчас»… Да ты с ней уже целую вечность не разговариваешь. И все-таки, если я тебе говорю, что посылал приглашение на тот адрес, то ты должна мне поверить. Ты же знаешь, что я не говорю неправды…

Паллина подходит ко мне с бокалом в руке и деликатно, но решительно чокается.

– За неправду, которую ты не говоришь, за неправду, которую ты, может быть, сказал, и за твое счастье!

Да, вот именно, что-то про него давно не говорили! Потом мы обмениваемся улыбками и пьем. Паллина садится на большой серый диван.

– Давай, расскажи мне, я хочу знать все.

Я сажусь напротив.

– А вот я хочу знать, от кого ты об этом узнала…

– А ты разве не знаешь, что Рим – это большая деревня? Здесь только и ждут, чтобы рассказать тебе, кто с кем расстался, кто с кем сошелся, кто с кем гуляет, кто кому изменил, кто женится… Да и потом ты пригласил парней из «Будокана» – тех, которые ходили с тобой в тренажерный зал. Следовательно, об этом все знают.

– Ты с ними еще встречаешься?

– Должна сказать тебе одну вещь… – Она молчит. Видно, что она слегка смущена, и я боюсь узнать, что же она мне скажет. – Я встречаюсь с Сандро.

Ну, я знал, что она с кем-то встречается, но не мог себе представить, что именно с ним!

– С Банни? Да нет, не могу этому поверить! Послушай, Паллина, ну он же скотина. И потом он… он… он большой, толстый, грязный! У него всегда были эти сальные волосы… А как он ел! Нет, он не для тебя.

Паллина смеется.

– А ты давно его видел?

– Да…

– Вот и не говори так! Во-первых, он теперь с дипломом…

– Не может быть!

– Да, по социальным наукам, по связям с общественностью.

– Тогда он купил этот диплом.

– Нет-нет, он действительно учился. Он привел себя в порядок, похудел, одевается хорошо, элегантно, всегда в порядке, даже надушен.

– Он что, побывал в Лурде? Или мы говорим о ком-то другом?

– Ну почему ты так говоришь? Не веришь, что люди могут меняться? – Она весело на меня смотрит и, наконец, улыбается. – Послушай, Стэп, ты и сам тому живой пример: ты ужасно изменился…

– Да ладно…

– Стэп, ты же собираешься жениться!

Улыбаюсь и я.

– Действительно: эта теория о «невозможности перемен» – это последнее, что можно бы защищать. – Я немного молчу. – Да, но Банни… Черт, не могу этому поверить, с ним это невозможно. Я даже видел, как он занимался любовью… Это ужасно!

– Фу, какие вы свиньи. Однако он явно изменился к лучшему и в этом тоже, понял?