Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Не хотела, чтобы ты увидел его таким трусом; у него не было мужества жить. Прости меня, Стэп, прости, пожалуйста.

Мы молчим.

– Ладно, – говорю я ей. – Успокойся. Все в порядке.

– Спасибо. Так я увижу тебя в четверг?

– Да, но давай больше никогда не будем говорить об этом.

– Конечно. Будем говорить об этом, только если ты захочешь.

Я заканчиваю разговор. Медленно еду к дому. Мне вспоминается тот фильм с Томом Крузом – «С широко закрытыми глазами». Однажды он выходит из дому на полчаса позже обычного и понимает, что все происходящее каждое утро, то, что он видел в своей жизни всегда, – совершенно другое, не такое, каким он себе это представлял. Так вот: сегодня то же самое произошло и со мной. И я себя спрашиваю: «Сколько всего происходит у нас за спиной? Сколького мы никогда по-настоящему не узнаем?» Я больше не понимаю, что испытываю. Жизнь моей матери, смерть Полло, возвращение Баби… Нет, я больше ничего не понимаю. Говорят, что ночь приносит утешение. А я лишь надеюсь, что эта ночь не принесет других сюрпризов.

Не знаю, сколько я спал, но, приоткрыв глаза, в полумраке комнаты вижу Джин: она сидит на кровати около меня и улыбается.

– Эй, привет, добрый день. Ты наконец-то выспался, да?

Я поворачиваюсь в кровати, потягиваясь.

– Да, мне так нужно было выспаться…

– Как прошел вечер? Знаешь, я предполагала, что ты подъедешь. Нарочно послала тебе сообщение с адресом. Я сказала себе: «Хочешь увидеть, как ему станет любопытно, он начнет ревновать и заявится к тебе в „Дзандзару”»?

– Мне не нравится…

– «Дзандзара»?

– Ревновать.

– Да ладно!

Джин смеется и ставит на мой ночной столик большую чашку. Чувствую запах кофе.

– А вот еще рогалик из цельнозерновой муки, если хочешь.

И она кладет его рядом. А я тем временем поправляю подушку у себя за спиной и сажусь в постели.

– А сколько времени?

– Десять минут десятого. Я посмотрела в твой ежедневник и увидела, что у тебя полно всяких дел, но с половины одиннадцатого.

– А, так ты смотрела мой ежедневник…

Джин выходит из комнаты, но продолжает говорить:

– Только чтобы узнать, надо ли будить тебя, дурачина. – Она снова входит в комнату. – …Хотя я и ненавижу это делать. Клянусь тебе, мне было бы жутко противно, если бы я дошла до того, чтобы рыться в твоих вещах, чтобы что-нибудь узнать. Вот этого я бы никогда не сделала.

Я смеюсь.

– Ну тогда мне повезло.

Она улыбается, но нехотя, потом останавливается у порога, оборачивается и внезапно становится серьезной.

– Думаю, что у нас с тобой сейчас особое время. Такое случается раз в жизни. Мы так старались, чтобы у нас, наконец, все наладилось, и вот, наконец, все в порядке. И если ты решишь все это разрушить, то тем хуже для тебя.

– Да ты у меня философ! И такая суровая… я тебя почти не узнаю. Так об этом вчера вечером ты говорила со своими подругами? О том, как становиться занудами в легких отношениях? Или о том, как дать мужчине понять, что он должен быть ревнивым?

– Нет, мы много смеялись и даже кое-кого закадрили.

– Серьезно? Ну и кто из вас закадрил?

– Может, тебя это и удивит, но из всех нас запали только на меня…

– Ну надо же!

– Да, вот этот парень.

И она достает визитку, бросая ее на кровать около меня.

Я продолжаю пить кофе. Потом ставлю чашку на столик и отламываю кусок рогалика.

– Ну и как он? Тебе пришло в голову меня бросить?

– Он симпатичный, предприимчивый, интересный, работает продюсером.

Я беру визитку и читаю.

– «Энрико Тоццо». Он даже поместил на визитку свою фотографию, но ее не разглядеть. Наверное, он деревенщина… но из Рима.

– Вот об этом мы совсем ничего не говорили.

– Подожди, подожди… Дай-ка я представлю себе эту сцену. Ну вот: он обратился к тебе с просьбой рассказать что-то о фильме или о театре, который теперь в моде?

Джин качает головой.

– Нет? Ну ладно. Тогда, пока ты ела, он спросил, вкусно ли то, что ты взяла, или, во всяком случае, что-то о еде…

Джин улыбается и снова качает головой.

– Нет, не угадал.

– Ну тогда посмотрим… Ты пошла в туалет, он встал и пошел за тобой. А когда ты вернулась, он уже поджидал тебя в укромном месте, ты его даже не видела, и тебя остановил, взяв за руку…

– Не может быть! Значит, ты проезжал мимо! Ты был рядом?

– Да нет же, нет. Видишь ли, это само собой разумеется. Все провинциалы делают так, особый классический метод подцепить девушку. Я от него уже давным-давно отказался.

– Да нет же, нет, ты там проезжал! Ну хорошо, ты в любом случае знаешь этого парня, да? Он сделал много сериалов для «Итальянского радио и телевидения» и «Медиасета», часто работал с матерью, большой шишкой, раньше она была актрисой. Фамилия мне ничего не говорит, но все-таки я хочу узнать… – Джин смотрит на меня с любопытством. – Так ты там проезжал или нет?

Я ей улыбаюсь.

– Да.

– Тогда почему ты мне говоришь всякую ерунду?

– Я шучу!

– Ну хорошо. Тогда я тебя спрошу вот о чем: ты ревновал, когда он меня остановил, а потом дал мне визитку?

– Когда он к тебе притронулся – ужасно.

Джин подносит к лицу сжатую в кулак правую руку, вращая ее.

– Ага!

А потом, подпрыгивая на месте, вскидывает руки вверх, словно выиграв бог знает какое соревнование.

– Дурочка!

– Я так счастлива! И поэтому пойду в душ и хорошенько помоюсь!

– Но только не думай о нем, ладно?..

Я допиваю кофе с последним куском рогалика. Я по-настоящему изменился. Я знаю, что лучше сказать, и даже делаю это!

Когда я приезжаю в офис, на часах четверть одиннадцатого.

– Добрый день.

Девушка в приемной встречает меня приветливой улыбкой. Ко мне подходит Аличе. Она принесла бумаги.

– По электронке пришло несколько важных писем; я их вам распечатала и пометила самое интересное… – И она мне показывает на каждом листе выделенные фразы. – Предложения выделены красным, а то, что, по моему мнению, может оказаться сомнительным, я выделила синим. Например, я считаю очень важным, чтобы были люди, которые будут следить за адаптацией программы в каждой отдельной стране. Для успеха, как мне кажется, это просто необходимо.