Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Я позволила полену соскользнуть вниз по ноге. Оно приземлилось в тени за фонарным столбом. Не теряя времени, я вышла из парка, перешла широкий проспект и затерялась в квартале огромных многоподъездных жилых домов, где мне предстояло провести целый час, прежде чем вернуться на объект. На каждом повороте, шагая среди домов, я убеждалась, что за мной не следят. Дождь не переставал. Немного успокоившись во время прогулки, я пошла обратно на объект. Возможно, Тригон просто переживал тяжелый период, но теперь снова поверил в себя и решил доставить нам пакет.

В назначенный час я вошла в парк и медленно пошла по знакомой дорожке. Затем я увидела то, от чего остановилась на полушаге. Вспомнив шпионскую подготовку, мой мозг забил тревогу. Под фонарем на другой стороне дороги стоял небольшой советский фургон. У меня перехватило дыхание. Я осмотрела дорожку, ожидая увидеть спрятавшихся в тени людей. Стоя в темноте, я смотрела на фургон из-под мокрых ветвей кустов и деревьев. Его передние стекла запотели, в кабине горел свет. Вот бы у меня, как у Супервумен, была возможность видеть фургон насквозь!

К счастью для меня, дождь почти перестал, и мне стало лучше слышно, что происходит вокруг. Ни возле фургона, ни на дорожке никого не было видно. Я медленно, с опаской пошла по дорожке, мимо фургона и нужного фонаря, не отваживаясь приблизиться к объекту. Оставаясь в тени, я решила, что пройду дальше и подожду немного, а затем вернусь, чтобы проверить, уехал ли фургон. Я не собиралась подходить к фонарю, не удостоверившись в собственной безопасности. Невероятно встревоженная, я гадала, откуда взялся фургон и сумел ли Тригон забрать полено и сделать новую закладку. Я никогда прежде не видела, чтобы на этой дороге останавливался фургон или любой другой автомобиль. Было сложно поверить, что фургон случайно оказался здесь именно в тот вечер, на который был назначен обмен с Тригоном.

Я дошла до пересечения с другой дорожкой и, ужаснувшись, отпрянула, потому что едва не столкнулась с высоким мужчиной, в руке у которого был фонарик размером с бейсбольную биту. Судя по его реакции, он тоже искренне удивился, увидев меня. На нем был длинный черный плащ и фуражка, на которую был надет чехол от дождя. Не встречаясь взглядами, мы пошли каждый в своем направлении: я — дальше в парк, а он — на дорогу. Долгое время я целенаправленно шагала вперед, не осмеливаясь оглянуться. Наконец решив остановиться, я спряталась за крупным кустом в стороне от дорожки, опасаясь, что он пойдет искать меня с фонарем.

Сердце громко колотилось у меня в груди. Навострив уши, я вглядывалась в темноту. Было тихо, как на кладбище, и лишь последние капли дождя еще падали на землю. Минута за минутой прошло полчаса. Я наконец решила осторожно перейти дорогу и пойти обратно по тропинке под деревьями, тянувшейся по другой стороне. Крадучись, я добралась до того места, где, по моим оценкам, был припаркован фургон, и вздохнула с облегчением. Фургон уехал. Я снова осталась одна.

Ощущая мощный прилив адреналина, я нашла в себе силы перейти на другую сторону и подойти к знакомому столбу. Полено лежало нетронутое. Слегка наклонившись, я подняла его. Не сбавляя шага, я пошла по дорожке к выходу из парка, на ходу размещая полено под дождевиком. Забрав свой пакет, я пала духом. Тем вечером Тригон не появился на объекте, что делало присутствие фургона и мужчины в плаще поистине недобрым знаком. В шпионаже совпадений не бывает.

Тем вечером я переоделась в сухую одежду дома у подруги, а затем пришла в бар. Уверена, по моему лицу Тим понял, что вылазка прошла неудачно. Однако он понятия не имел, насколько ужасно все было на самом деле. Я подошла к друзьям, которые стояли кружком, потягивая пиво. Один из них, шутя, наступил мне на ногу. Когда я притворно поморщилась от боли и оттолкнула его, он весело сказал, обращаясь к группе: “Смотрите-ка, похоже, она уже валится с ног!” Все рассмеялись, и я постаралась, как всегда, благодушно воспринять эту шутку. Никто и не подозревал, что в ней была огромная доля правды. Внутри я рыдала от горя. Выпив пива, я поехала домой и всю ночь проспала с поленом в кровати. Я провалилась в сон от усталости, но спокойствие ко мне так и не пришло.

Рано утром я проснулась и с тяжелым сердцем отправилась на работу. Тим и другие оперативники пораженно слушали мой рассказ о жутких событиях прошлого вечера. Никто не мог разделить мою глубокую печаль, граничащую с тоской. Я была в ответе за этого смелого человека и теперь ужасно волновалась о том, что с ним могло случиться.

Единственным способом коммуникации с Тригоном остались радиопереговоры. В кратчайшем сообщении мы сказали ему поставить машину на “Парковке” 14 июля или дать другой сигнал на новом месте рано утром 15 июля. Тем же вечером, 15 июля, мы планировали доставить пакет на объекте “Сетунь”. На подготовку у нас оставалось всего две недели.

Мы не знали, сумел ли Тригон прослушать наше радиосообщение и понял ли он наши инструкции. Отправляя ему пакеты, мы всегда подчеркивали, что если у него сломается машина, то он должен подать нам сигнал иным способом. Мы знали, что он терпеть не мог делать метки. Я разделяла его нелюбовь, хотя и сделала всего одну метку помадой на стеклянной стене остановки. Я понимала, сколь очевидными кажутся такие действия на улице, ведь любой мог увидеть, что я сделала, как бы я ни старалась это скрыть. Метка оставалась на месте. И офицеры КГБ могли караулить ее, чтобы выяснить, кто придет ее “прочитать”.

Для доставки 15 июля Тригон должен был поставить машину на “Парковке” вечером в четверг, 14 июля. Тем вечером с 19:00 до 21:00 несколько оперативников, включая меня, проехали мимо “Парковки” по дороге домой. Машины Тригона на месте не было.

В качестве альтернативы “Парковке” он мог оставить метку на сигнальном месте под кодовым названием “Дети”. Мы сказали ему оставить красную метку на знаке “Осторожно, дети!”, висящем на высоте полутора метров на фонарном столбе. Столб был виден с дороги, которой я часто ездила на работу, так что я могла считать сигнал, не отклоняясь от своего обычного маршрута. План объекта “Дети” и инструкции касательно метки были включены в пакет, который мы передали Тригону в мае, на объекте “Сетунь”.

В пятницу, 15 июля, я вышла в обычное время из дома и отправилась на работу. Подъезжая к объекту “Дети”, я за пару кварталов увидела красную метку. Казалось, ее нанесли вишневой краской при помощи трафарета, ровно закрасив четкую форму. Взволнованная, я проехала мимо, не осмеливаясь ни взглянуть на метку, ни притормозить, на случай если офицеры КГБ сидят в засаде, чтобы определить, кто из американцев окажется рядом.

В офисе меня встретили наш новый начальник, Джин, и другие оперативники. Все они были в нетерпении.

— Я ее видела, — сказала я. — Она была очень красной и словно нарисованной по трафарету. — Не дав никому возможности ответить, я продолжила: — Так как через несколько месяцев я уеду, возможно, стоит сегодня отправить на задание другого оперативника, чтобы он приобрел опыт.

Само собой, мои доводы были лишены смысла. Я единственная уже бывала на объекте “Сетунь” и могла сделать закладку, нисколько не сомневаясь, что оставляю пакет в нужном месте. Кроме того, если бы меня арестовали, в московском отделении не возникло бы недостатка рук, ведь мой сменщик мог прибыть в Москву в течение недели после моего отъезда.