Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Кивнув милиционеру, я открыла дверцу своих синих “жигулей”. Я поехала по улице Вавилова в сторону рынка у подножия холма, словно направляясь в посольство, чтобы провести обычный пятничный вечер с друзьями.

Но на этот раз я не повернула у рынка налево, а поехала прямо, выезжая на маршрут, который не мог привести меня ни в какое предсказуемое место. Если бы за мной была установлена слежка, группа наблюдения решила бы, что в посольство я не еду. Я отправилась в промышленные зоны и старые районы на окраинах Москвы, где еще стояли редкие деревянные дома, которые русские стремительно заменяли гигантскими жилыми комплексами, занимавшими целые кварталы. Проездив два часа по сумбурному, не имеющему цели маршруту, который был весьма явной попыткой выявить слежку, я по спирали вернулась в центральную часть города.

На совещании перед операцией я сказала, что нашла небольшую безымянную улицу рядом с улицей Горького, в непосредственной близости от ресторанов и театров, куда захаживали иностранцы. Я намеревалась поставить машину там, чтобы она не вызывала подозрений. Мне вовсе не хотелось привлекать внимание ни к машине, ни к себе самой, припарковавшись там, где иностранцев было не сыскать, ведь в таком случае офицер КГБ или милиционер вполне мог заметить машину и записать меня в список подозрительных лиц. В таком случае прикрытие, которое я так долго поддерживала ценой упорного труда, оказалось бы рассекречено. Я оставила машину у всех на виду, но в таком месте, где она вполне могла затеряться среди других автомобилей, принадлежавших иностранцам.

Выйдя из дома тем вечером, я положила синюю сумку из “Стокманна” на пассажирское сиденье. Каждый раз, отправляясь на задание, я следовала одному ритуалу. Я клала в сумку обычную одежду — в тот вечер это были розовые брюки и темно-розовая майка — и, прежде чем ехать в бар, чтобы подать сигнал об успешном завершении операции, заходила к подруге переодеться. В итоге я оказывалась среди друзей в том обличье, в котором меня привыкли видеть на людях. Я также клала в сумку бутылку пива “Карлсберг”, чтобы отметить прямо в машине успешное завершение операции. Садясь за руль, я делала глоток — и неважно, если пиво было теплым, — и глубоко вздыхала. Это всегда помогало мне успокоиться и настроиться на позитивный лад. Тем вечером я надеялась отпраздновать успех, как делала это раньше.

Катаясь по Москве, я думала обо всем, что успела увидеть и сделать, пока жила в этом городе. Я несколько раз сходила на балет в Большой театр. Я посетила Кремль и Красную площадь. Я часто заходила в церковь Вознесения в Коломенском, которая была построена в 1532 году и особенно мне полюбилась. Вместе с друзьями я за четыре часа доехала до Ясной Поляны, чтобы посетить дом Льва Толстого, который сохранился в первозданном виде и теперь был превращен в музей, и могилу писателя в лесу, куда местные новобрачные традиционно приходили в день свадьбы. Километрах в ста от Москвы находилась Троице-Сергиева лавра в Загорске, один из немногих действующих в Советском Союзе монастырей, по территории которого между древних церквей с сияющими сине-золотыми луковичными куполами, визуально переносящими посетителей в XIII и XIV века, ходили очень молодые бородатые, облаченные в черные рясы православные священники. Меня поражало, что в Советском Союзе сохранились такие сокровища. Кроме того, я посетила несколько государственных музеев, а также посмотрела множество опер, балетов и концертов. Нет, я ни о чем не сожалела. Мне казалось, что я успела закончить все важные дела.

Удостоверившись, что за мной нет слежки, я поставила машину на улице, примыкающей к улице Горького, закрыла ее и быстро пошла прочь, надеясь, что меня никто не заметил. Сложно было бы объяснить, зачем американка паркует машину и спускается в советское метро.

Я прошла через турникеты и оказалась на станции. К этому времени я успела изучить все станции и пересадки с одной линии на другую. Но к этой станции подвели новую ветку. Я случайно спустилась не на ту линию. Когда поезд остановился на следующей станции, я поняла, что еду не туда, куда планировала, и это выбило меня из колеи. На третьей станции я сообразила, что этот поезд доедет до кольца, как и тот, в который я собиралась сесть, просто пересадка будет немного дальше.

Сидя напротив других пассажиров, я смотрела на руки, специально не встречаясь ни с кем взглядом. Я разглядывала брюки, обувь и сумки людей. Если в этом поезде был человек, который следил за мной, я могла заметить все это после пересадки. Чтобы изменить свой внешний вид, члены групп наблюдения меняли шляпы и куртки, но редко меняли сумки и ботинки.

Доехав до Кольцевой линии, я вышла из поезда и сделала пересадку. За мной никто не последовал, но я знала, что иногда соглядатаи сменяют друг друга. Подошел следующий поезд, и на нем я доехала до стадиона Ленина. Когда я вышла на платформу, там стояла целая толпа пассажиров. Я протиснулась направо к эскалаторам, чтобы выйти на улицу и начать свою прогулку с целью выявить слежку. Пока я продвигалась сквозь толпу к эскалатору на подъем, стало очевидно, что все эскалаторы настроены на спуск, потому что на станцию прибывали все новые люди, очевидно возвращавшиеся с футбольного матча.

Развернувшись, я пошла в толпе в противоположную сторону, к эскалаторам на другом конце платформы. Мне оставалось лишь надеяться, что они работают в обе стороны. В процессе я использовала смену направления себе во благо, ведь резкий разворот на 180 градусов — типичный прием против слежки. Этот маневр позволял увидеть людей, которые наблюдали за тобой или старались поспешно покинуть поле твоего зрения. В моем случае я могла заметить соглядатая, если бы он единственный шел вместе со мной навстречу толпе. Но за мной никто не шел, по крайней мере никто не двигался наперерез потоку. Возможно, за мной наблюдали издалека, ведь рано или поздно я должна была понять, что эти эскалаторы мне не подходят.

Я вышла из метро на тихую улицу, совсем не похожую на ту, что была с другой стороны, где толпились люди. Я никогда раньше не выходила из этого вестибюля и потому прошла несколько кварталов, чтобы сориентироваться. В процессе я также сделала несколько неожиданных, но довольно очевидных маневров: посидела на скамейке, завязала шнурок. Но вокруг никого не было. Никто не шел ни впереди, ни рядом со мной. Мимо не проезжали машины, никто не наблюдал за мной из темных подворотен. Я пришла к выводу, что за мной действительно не следят, и решила, что могу отправиться на объект “Сетунь”.

Так как я приехала слишком рано, чтобы сделать закладку, я пошла по тротуару вдоль реки в противоположную сторону от железнодорожного моста, где находилось нужное мне место. Когда настало время, я развернулась и двинулась обратно к мосту. Хотя в метро было не протолкнуться, набережная казалась пугающе пустынной.

Я не насторожилась, увидев троих пузатых мужчин, одетых в белые рубашки, ярко светившиеся в сумерках. Невозмутимо, словно на вечерней прогулке, они вышли из переулка возле моста и завернули через небольшой вход на Новодевичье кладбище. Это знаменитое кладбище, где похоронены Хрущев и космонавты, занимает целый квартал. Я сочла поведение этой группы безобидным.

Было 22:15, но сумерки лишь начали сгущаться. Летними ночами в Москве никогда не бывает темно, а та ночь была особенно ясной. Я заметила, что на углу фонари светят ярче — возможно, из-за близости к стадиону. Однако, кроме троих мужчин, поблизости никого не было. Я подготовилась сделать закладку на объекте “Сетунь”.