Лунная радуга. Волшебный локон Ампары - Сергей Павлов

Все девятнадцать были очень разные внешне: молодые, пожилые, среднего возраста, коротко стриженые и длинноволосые, блондины, брюнеты, шатены, с растительностью на лице и без, цвет кожи от молочно-розового до шафранного, шоколадного и даже черного, рослые, длинноголовые, круглоголовые, приземистые, волоокие, узкоглазые, разноглазые… а один — итого страннее — совершенно золотоглазый. Словом — шеренга антропного разнообразия. Однако две общие для босоногой братии особенности роднили их, как близнецов. Это, во-первых, сама босоногость. И надетые на всех без исключения джутовые мешки, во-вторых. Обыкновенные грубые мешки с тремя дырами — для рук и головы. У одного из мешконосцев — могучего с виду красавца — правая рука была закована в латы и походила на клешню серебристого краба. Живое воплощение героя Пунических войн. Или — Крестовых походов. У остальных восемнадцати — никаких дополнительных аксессуаров. Только мешки… «Ритуальная униформа ЭЗБУ! — понял Кир-Кор. — То есть с абсолютной очевидностью из этого следует, что мне оказана небывалая честь присутствовать на закрытом для непосвященных собрании эвархов-философов под названием Экседра Зыбкой Безупречности Ума!..»

«Для тебя у них, видать, мешка не хватило», — прокомментировал внутренний голос.

Кир-Кор внутренне содрогнулся: «И без того я выгляжу здесь достаточно карикатурно».

«Ты выглядишь как молодой мухомор среди достигших товарной кондиции шампиньонов».

«Что ж… у каждой эзбушки свои погремушки».

Агафон стоял четвертым справа. Кир-Кор едва удержался от вполне невинного желания поприветствовать его кивком, улыбкой. Даже в грубом мешке этот рослый по сравнению со многими своими коллегами человек с аккуратной русой бородкой прямо-таки излучал флюиды благородства и редкостной среди землян благонамеренности. Внутренней, глубоко заложенной и, может быть, выстраданной благонамеренности, происходящей от искреннего аскетизма, врожденной совестливости и недюжинного ума. Внешне экзарх за последние два года нисколько не изменился. Разве что чуточку, кажется, похудел…

— Известно ли тебе, грагал, кого ты видишь перед собой? — спросил Ледогоров.

— Да. Здесь, как я полагаю, главы общин философской школы Ампары. Некоторых из вас, эвархи, я знаю лично, многих знаю в лицо.

— Перед тобой — нуклеус Большой Экседры, состоящий из блюстителей равновесия между изысками Ума и укорами Совести, — пояснил Ледогоров. Спросил: — Как ты относишься к нам?

— С уважением и интересом.

— Мы собрали здесь вторую Экседру Зыбкой Безупречности Ума, чтобы исполнить закон, предписанный Марсианской Конвенцией Двух. В смирении стоим перед тобой, но твердо говорим: нарушение статей МАКОДа есть шествие зла и непременно влечет за собой нелицеприятное обсуждение ответственности тех, кто эти статьи нарушает.

— С пониманием и раскаянием приму на себя всю тяжесть ответственности перед людьми и законом.

— Задавайте вопросы, эвархи, — призвал Ледогоров. — Любые… какие велит задать ваша Совесть.

Шагом вперед выдвинулся из шеренги мешконосцев европеоид с сапфировыми глазами. Кир-Кор с удовольствием посмотрел на него. Белая грива пышных волос, белая длинная борода. Ни дать ни взять — персонаж из русского фольклора. «Дед Мороз, Дед Мороз, он подарки нам принес!» Дырявую тару из-под подарков ему, увы, пришлось натянуть на себя.

— Ариарх старейшин общины Ревнителей Животворящего Креста Михаил Перевозов, — представился фольклорный персонаж. — Здравствуйте все! — Он несколько раз поклонился в разные стороны. — Хочу спросить перед лицом уважаемого собрания: не голоден ли ты, грагал? Не мучит ли тебя жажда?

— Нет, эвархи, я сыт и жажды не испытываю.

Шаг вперед сделал пожилой негроид. Пошлепал большими сизыми губами, чиркнул ладонью над теменем, словно измерил собственный рост, представился:

— Унди-наба буркината гриотов Ялгадо Хабре.

«Как пить дать, спросит, здоров ли я», — подумал Кир-Кор.

— Здоров ли ты, грагал? — спросил унди-наба.

— Вполне. Благодарю уважаемое собрание за трогательную… озабоченность.

Следующие вопросы задавал безбородый европеоид с проницательным взглядом серо-голубых глаз.

— Региарх курии фармакопеев Олег Владимирский-Люпусов, — представился он и встряхнул шелковистой волной зачесанных назад каштановых волос. Участливо осведомился: — Скажи нам, грагал… не испытываешь ли ты каких-либо физических или физиологических неудобств? Не вызывает ли что-либо здесь твоего напряженного неудовольствия?

— Моя одежда… Точнее говоря — ее отсутствие. Но ритуал есть ритуал, и я подчиняюсь его условностям, как им подчиняетесь вы.

— Созипатор киновиата Поощрителей созревания духа Элибар Маципулос, — представился загорелый мужчина с серебром в волосах и внешностью староиспанского аристократа. — Эвархи, поскольку беседа принимает явно соматический уклон, предлагаю внести в нее коррективы, долженствующие обратить наши взоры к зениту… Скажи нам, какое место в жизни твоей занимает то, что мир людей именует духовностью?

— Смею думать, изрядное, — ответил Кир-Кор.

Элибар Маципулос поощрительно улыбнулся:

— И… нечего больше добавить?

Кир-Кор обвел взглядом замершую шеренгу ареопага:

— Надо ли мне отнимать у вас время ретроспекциями о Махавире, Декарте, Платоне?

— Нет, не надо, — возразил созипатор. — Нам довольно будет узнать, как ты сам определяешь духовность. Что она для тебя?

— По-моему, это потребность поиска истины и стремление безвозмездно делать добро.

— Познание и альтруизм, — заключил Элибар Маципулос, кивая. — А что есть для тебя нравственность?

— Понимание того, что никогда не нужно мешать кому-либо в поиске истины и творении добра.

— Не мешать… А как насчет того, чтобы помочь?..

— Помочь — да, разумеется. Но хотя бы не мешать. Не совать под нос индивида свой указующий перст.

— Поиски истины в философской системе Ампары вызывают в тебе оптимизм? — полюбопытствовал созипатор.

— Сочувствие. Кстати, я разделяю ваши надежды на то, что наступит когда-нибудь время прямого влияния духовного Абсолюта на земную и вообще человеческую жизнь. Дай-то, как говорится, Бог! Однако я не сторонник полумистического «иносказания иноимен». Хочется ясности.

— А в чем, собственно, затруднения?

— Их много. В частности, мне трудно солидаризироваться с утверждением философов вашей школы о том, что точка соприкосновения современного мира людей и грядущего мира Ампары сиюминутно близка.

— То есть нет у тебя ощущения перемен?

— Увы. Мы, дальнодеи, неплохо знаем инфраструктуру Солнечного Рукава Галактики, и вот что я вам скажу… если, конечно, вы хотите знать мое мнение. По-моему, Галактика совершенно естественно эволюционирует в своем сугубо материальном космофизическом облике. Во всяком случае, в ее глубинах мы пока не встречали «особых» точек и «подозрительных» аномалий, которые могли бы представлять интерес для вашей философской школы в качестве космических тестов на близость Ампары или хотя бы на вероятие сближения с нею.