Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

И это было искренне, именно так она и чувствовала.

Вим опять был уязвлен. Он собрал деревянные палочки с двух плоских тарелок.

— Ты сможешь завтра освободить квартиру? Если хочешь, у Кнуда есть свободная студия.

Она посмотрела на него с неприязнью:

— Спасибо, у меня достаточно денег на номер в отеле. Про завтра — договорились. Сегодня я слишком устала.

И, не выразив никакого сожаления, даже не взглянув на него больше, она поднялась в спальню.

Пару минут Вим просидел на диване не шевелясь: для такого энергичного человека, как он, это состояние прострации было долгим; он чувствовал сразу и облегчение, и обиду из-за того, что их прощание обошлось без слез. Он и представить себе не мог, что живет рядом с таким бесчувственным айсбергом. Собственный мужской цинизм его не коробил, дело привычное, а вот реакция Оксаны задела. Что ей вообще было от него нужно? Бесплатное жилье? Сопровождающий на разных мероприятиях? Когда ему в голову пришла мысль, что, возможно, она искала в нем идеального любовника, он прекратил самокопание и вскочил с дивана, потирая руки: место для Петры фон Танненбаум было свободно.

На следующий день Мег в последний раз заказала такси для Оксаны. На этот раз все было не так, как в прошедшие месяцы: ее мучило чувство вины за то, что, не уничтожив желтой записки, она спровоцировала отъезд манекенщицы.

Оксана обняла ее, поблагодарила за заботу и исчезла в такси, шофер которого был сам не свой от счастья, что повезет такую красавицу.

А Вим тем временем готовился к встрече с Петрой фон Танненбаум. То, что вчера представлялось ему желанным, сегодня уже пугало. Как он предложит ей переехать к нему? А если она окажется страстной и кинется на него, что тогда делать?

На мгновение он подумал, не сходить ли ему снова к доктору Жемайелю, потом отказался от этой идеи и решил просто попить успокоительное. Вполне достаточно для борьбы со стрессом…

В восемь вечера он отправился за Петрой в отель «Амиго». Таксист, посыльный и все гостиничные служащие трепетали перед этой величественной, словно статуя, женщиной, и, хотя все они были ею зачарованы, никто понятия не имел, кто она такая. Одни считали, что это «какая-то голливудская актриса, очень известная там, у них, а здесь пока не слишком», другие — что это «немецкая графиня, фотография которой была в журнале, „Гала“», и никто не подозревал, что она стриптизерша, они просто не поверили бы в это — настолько ее утонченность, элегантность и надменность аристократки не вязались с представлением об этой профессии.

В ресторане Петра была с Вимом само очарование, а он, в свою очередь, виртуозно беседовал с ней о том о сем, но не понимал, как ему перейти к более интимным вопросам.

Во время десерта она взяла инициативу на себя. Достала из сумочки длинный мундштук и притронулась рубиновым ногтем к руке Вима:

— Мой дорогой, я собрала вещи, мы можем просто заехать в отель и забрать их.

— Петра, вы меня потрясаете.

— Я знаю.

— Откуда вы знаете, будет ли вам хорошо в моем доме?

— Мне рассказывали. В любом случае мне хорошо с вами.

Он тряхнул головой, захмелев от гордости. Но все же одна деталь его беспокоила.

— Меня тревожит, что я не знаю, устроит ли вас ваша спальня…

— Моя спальня? Я думала, она у нас будет общая. — И, подтверждая свой намек, она убрала ноготь и погладила его руку.

Вим густо покраснел.

Пока Вим вез ее домой, он был разговорчив, как никогда: не закрывал рта, чтобы скрыть смущение.

Петра фон Танненбаум обошла его жилище-галерею с тремя гостиными, отпуская одобрительные замечания. Наконец он ввел ее в самую интимную часть дома.

— Здесь замечательно, — сказала она, оглядев спальню.

Он склонил голову, как почтительный слуга, потом принес снизу ее чемоданы.

— Идите в ванную первым, Вим, я люблю готовиться ко сну не спеша.

Вим выполнил ее просьбу; из ванной он вышел в элегантном черном кимоно.

Петра наградила его благосклонным взглядом, потом с несколькими сумочками удалилась в ванную и закрыла за собой дверь.

Вим сходил за водой и воспользовался моментом, чтобы проглотить две таблетки успокоительного, потом лег в постель.

И стал ждать. Полчаса спустя он встревожился и легонько постучал в дверь:

— Петра, все в порядке?

— Все отлично, дорогой.

И он продолжал терпеливо ждать ее появления.

Но она все не выходила. Успокоительные таблетки подействовали, и, поскольку он уже давно лег, на него стал наваливаться сон. Вот стыд! Она выйдет и найдет его задремавшим. Он щипал себя и пытался по-всякому остановить накатывавшую на него волну покоя, которая грозила вот-вот увлечь его в сонное царство.

Прошло еще около получаса, и он услышал из-за двери голос Петры:

— Милый, тушите свет. Я не слишком люблю полную иллюминацию по вечерам. Оставьте только ночник.

Вим выполнил ее просьбу и учел на будущее.

— Я иду.

Он приготовился к ее торжественному появлению на сцене, он знал, что она мастерица на такие вещи. Но ничуть не бывало: невзрачная тень скользнула в постель — и все.

Она устраивалась поудобнее на подушках, как будто Вима тут вообще не было.

Когда она улеглась, он счел нужным сказать хоть что-нибудь:

— Я счастлив, что вы здесь.

— Очень хорошо. Я тоже. У вас великолепное белье.

Он протянул к ней руку, надеясь, что она его подбодрит. Она не реагировала, и он решился стиснуть ее запястье.

Она подскочила на месте:

— Ой! — Она обратила к нему свой божественный лик. — Милый, забыла вас предупредить: я терпеть не могу секса и никогда им не занимаюсь.

Он уставился на нее. Она не шутила. Просто сообщила эту важную деталь, как будто речь шла об одном из многих обстоятельств.

— Вы на меня не сердитесь? Спасибо.

С этими словами она свернулась калачиком спиной к Виму, предоставив ему любоваться лишь ее роскошными длинными черными волосами.

Он уставился в потолок, сделал глубокий вдох, потом выдохнул с облегчением: с этой женщиной они смогут понять друг друга.

— Этот парень гениально двигается…

— Да уж, сегодня он зажигает!

Виктор вызвал одобрительные возгласы зрителей, столпившихся по краям танцпола. Когда в изысканном ночном клубе, где посетителям в основном было по тридцать с небольшим, появился гибкий и ловкий двадцатилетний красавец, который, мягко и соблазнительно покачивая бедрами, прикрыв глаза и чуть приоткрыв рот, танцевал, погружаясь в транс, по залу пробежали разряды, как бывает только на самых удачных вечеринках.