Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

В глазах у Виктора блеснули слезы.

— Господи, ты такой умный, вечно за тобой остается последнее слово.

— Ну да, слов я не боюсь.

С этими словами Батист раскрыл объятия, и Виктор со слезами бросился ему на шею.

Немного успокоившись, он сел прямо и высморкался.

— А у тебя-то самого как дела, Батист? Расскажи лучше о себе.

— Ну нет, не переводи разговор, эта хитрость не сработает.

Виктор горько усмехнулся. Батист продолжил:

— Ты хочешь уехать из Брюсселя, как до того уехал из Парижа, а потом — из Лилля. Учитывая, что найдется еще штук двадцать университетов, где изучают право, я уже приготовился следующие лет двадцать навещать тебя в самых разных кампусах. А ты у нас вдобавок еще и способный к языкам, так что боюсь, как бы не пришлось ездить к тебе еще и в Англию или в Штаты, — я только рад таким путешествиям, но, кажется, это не решает проблемы. Виктор, дорогой, может, тебе вернуться домой и подумать, что гонит тебя прочь? И не придется ли по той же причине покинуть следующее место, где ты обоснуешься? Что скажешь?

— Батист, я тебя люблю, — прошептал Виктор.

— Ну слава богу. Первая разумная фраза, которую я от тебя сегодня слышу.

Батист шутил, чтобы не показать чувств, которые его переполняли. Своих детей у него не было, к тому же именно сейчас он и так страшно нервничал из-за того, что Жозефина влюбилась, и сообщение Виктора стало для него просто последней каплей.

Виктор и Батист посмотрели друг на друга. Им было достаточно встретиться и знать, что оба они испытывают друг к другу одинаково теплые чувства, которые ничто не может изменить. Батисту хотелось бы сказать: «Ты же мне как сын!» — а Виктору: «Я бы хотел, чтобы ты был моим отцом». Но они не сказали этого вслух. Оба они были сдержанными и не облекали свою любовь в слова.

Когда Виктор вышел от дяди, настроение у него улучшилось, и он решил еще пройтись. Ходьба помогала ему справиться с грустью. Ноги сами привели его на площадь Брюгмана. И он невольно стал искать глазами на террасе кафе ту девушку, похожую на раненую птицу.

Неловкая девушка все еще была там. Она цедила коктейль «Диабло» с мятой. Свободных столиков не было, он подошел к девушке и, не раздумывая, склонился к ней:

— Могу я составить вам компанию?

— Ну…

— Других свободных мест нет. Но спрашиваю я вовсе не поэтому. — И он подмигнул ей.

Она ответила неуверенной улыбкой и указала ему на пустой стул, сбив при этом сахарницу.

— Меня зовут Виктор.

— А меня Оксана.

Мимо прошла молодая мать с младенцем на руках. Оксана взглянула на нее с грустью, которая не укрылась от Виктора.

— Кажется, вы огорчены.

— Да, я всегда расстраиваюсь, когда вижу малышей.

— Почему?

Она неопределенно махнула рукой. Прошла еще минута. Оксана с удивлением изучала лицо Виктора.

— А вы?

— Мне, когда вижу детей, всегда хочется плакать.

— Правда?

— Если никого нет рядом, могу и всплакнуть.

Оксана вгляделась в его лицо и поняла, что это правда.

От волнения они не смотрели друг на друга.

Виктор украдкой вытащил телефон и написал дяде: «Я остаюсь».

Когда воскресным вечером Ипполит вернулся домой, он буквально парил в облаках от счастья: невесомый, воздушный, глаза прищурены от удовольствия, а лицо так и лучится безмятежностью.

— Папа!

Изис бросилась ему на шею. Он покрутился с ней на руках в тесной душноватой прихожей.

— Папа, как от тебя вкусно пахнет!

Он улыбнулся: она была права — от него пахло духами Патрисии, а может, самим счастьем, или это одно и то же? Он сделал пару шагов и уперся в стол в центре заставленной комнатки, которая одновременно выполняла роль кухни, столовой, гостиной и спальни, — тут проходила вся его домашняя жизнь. Только крохотная ванная была в отдельном помещении, куда можно было закрыть дверь, да еще чуланчик, бывшая кладовка с маленькой форточкой, — Ипполит переоборудовал его в спальню для Изис.

— Как у вас прошли выходные? — спросил Ипполит у Изис и Жермена, который оставался с девочкой, пока Ипполит был у Патрисии.

Жермен, в длинном переднике, повернулся к нему с соблазнительно дымящейся кастрюлей.

— Изис сделала уроки, в том числе математику, — я проверил. Днем мы ходили к ее подружке Бетти смотреть мультфильм «Бэмби». А потом Изис читала, а я приготовил еду.

Ипполит наклонился к Изис:

— Ну и как, понравился фильм?

— Да. Жермен очень плакал.

Жермен рассердился и шумно помешал ложкой в супе.

Изис поднялась на цыпочки и прошептала отцу на ухо:

— Бэмби — это олененок, и у него в начале фильма убили маму. По-моему, после ее смерти Жермен больше не смотрел.

Ипполит посочувствовал и исчез в ванной, чтобы переодеться: он берег свой единственный костюм.

— Эй, — крикнул Жермен, — я тут у тебя постирал и сложил белье! — Карлик показал рукой на стопку белья на столе.

— Спасибо, Жермен. Не надо было…

— Ерунда, мне несложно. И все равно нечего было делать.

Изис в недоумении уставилась на Жермена, задумавшись, как это человеку может быть нечего делать; у нее вот всегда есть чем заняться: подумать, порисовать, почитать, попеть. Не понимает она этих взрослых. Впрочем, до обеда надо бы ей закончить со своим романом.

— Вы ведь сейчас будете разговаривать? — спросила она.

— Что-что? — переспросил Ипполит, выходя из ванной.

— Я думала, вам нужно поговорить. Да, Жермен?

— Э-э-э, а почему ты спрашиваешь?

— Хочу знать, пойти мне дальше читать у себя в комнате или здесь остаться. Думаю, будет лучше, если я уйду к себе.

И, не дожидаясь ответа, она взяла книгу и обогнула стол.

Сбитый с толку тем, что десятилетняя девочка говорит ему «Думаю, будет лучше, если я уйду», Ипполит просто поймал ее за руку, когда она проходила мимо:

— Что читаешь, дочка?

— «Алису в Стране чудес».

Естественно, он не знал, о чем там речь: с детских лет он ни разу не пытался развлечься книгами. Но все же ласково переспросил:

— И что, как тебе Страна чудес? Весело?

— Да это просто ужас! Кролик, который носится как угорелый, какой-то мрачный кот, безумный шляпник, да еще и злющая королева с целой армией глупых солдат. Страна чудес, скажешь тоже! Скорее уж, страна кошмаров!