Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

твоей мамы плохо со здоровьем, ей тоже хочется быстрее увидеть внуков. Конечно, я желаю ей долгой чудесной жизни и ни на что не намекаю. Наоборот. Наша свадьба придаст ей жизнеутверждающих сил и, возможно, даже поставит на ноги. Женщины любят приятные хлопоты. Часть денег можно взять в кредит, его мы отдадим из суммы, которую подарят нам на свадьбу, или я со временем отработаю.

– Я тоже думала над этим. По-моему, это хороший вариант. Не люблю быть в долгу, но в нашем случае оно того стоит.

Аллилуйя!

– Через месяц – нормально?

– Ты что!

– Через два?

– В лучшем случае – летом.

– Первого июня? Хорошая дата, мне нравится. Решено.

– Нет, начало лета – неудобное время, надо хотя бы в июле…

– Подытоживаю. – В ладонях сминалась и перетекала между пальцами живая магма. Думать было сложно. Я старался. К сожалению, большая часть стараний уходила в смакование ощущений, мозгам оставались крохи. Впрочем, этого хватило. – Весной подаем заявление, в июне женимся, я предупрежу родных, чтобы готовились.

– Надо еще согласовать с моими…

– Не согласовать, а сообщить. Это наша с тобой свадьба, решать нам.

– Ты стал упрямым и напористым.

– Раньше я сидел на шее родителей, а теперь в состоянии содержать собственную семью. Значит, я заслужил право настаивать на том, что считаю нужным как глава новой ячейки общества.

– По-моему, тебе просто не терпится. – Люба улыбнулась.

– Разве кто-то спорит?

Новую реальность скрепил долгий поцелуй.

Я чувствовал, как по венам бежит счастье. Люба млела в моих объятиях. Руки благодарили Бога за продолжавшиеся ощущения – нежная плоть таяла под нажатием, гладкая кожа терлась, как Любина щека о мою щеку, любовно и восторженно-жадно, центры ладоней с непередаваемой лаской потирали проснувшиеся соски, а пальцы вбирали в себя жизненные соки. Я чувствовал, как бьются сердца, мое и не мое. Живые наконечники твердели и вытягивались, словно ростки бамбука, приподнимающие опавшие листья.

А у Маши грудь другой формы.

К черту Машу. Больше никаких Маш.

– Хочу увидеть твою грудь, – не выдержал я.

Потому что перед глазами стояла та, которую видел. Которая меня не стеснялась.

В глазах Любы мелькнул укор:

– Тише.

И правда, надо лучше владеть голосом. Я еще раз прокашлялся, чтобы горло больше не подводило.

Кажется, укоряли меня только в громкости, к смыслу сказанного претензий не предъявлено, а это значит…

Да, время пришло. Мечты сбываются.

– Никогда не думал, что предложу такое, особенно здесь, когда твоя мама рядом… И все же предложу, именно потому, что мы здесь, и потому, что твоя мама рядом. Давай сыграем на раздевание.

– Во что?

Вместо отказа – поддерживающий вопрос. Я воодушевленно предложил:

– Ну, можно в «дурака».

– Это карточная игра, у нас в доме нет карт.

– А что есть?

– Шахматы, шашки… О, у папы есть нарды! Играешь в нарды?

– Играю.

– «В длинную» или «в короткую»?

– Это что же, разные игры?

– Разные виды одной игры.

– Неси.

Мне было все равно, во что играть.

Мы расположились на диване. В соседней комнате спала мама. У нас стучали о доску фишки и «кости». Росло напряжение. Люба выигрывала.

– Почему тебя потянуло на нескромные игры? – спросила она.

Я и так нервничал, а тут еще вопрос, на который у меня не было вразумительного ответа.

– Не знаю. Захотелось чего-то особенного. Жить играя – интереснее, чем просто жить.

– Не всегда.

– Конечно. Но иногда…

– Я выиграла.

Из меня будто воздух выпустили. Проигрывать я умею, но игра затеивалась с другой целью. Если за каждый элемент одежды бороться так яростно и долго…

Сегодня времени даже на вторую игру не хватит. В следующий раз для похожего приза нужно выбирать что угодно, только не нарды «в длинную». Шахматы тоже отставляем, по той же причине. Идеально подойдет «камень-ножницы-бумага», но Любе не нравятся бессмысленные игры. Остаются шашки. Они будут нашим оружием в следующей баталии.

Люба поднялась с дивана.

– Как проигравший, ты должен снять вещь… но выиграла я и на правах победителя желаю исполнить твое желание.

Она взялась за пуговицы блузки.

Я застыл в предвкушении. Когда женщина раздевается – это красиво и приятно глазу, а когда она раздевается именно для тебя, и когда для тебя раздевается именно любимая женщина… Восторг – не то слово. Эйфория. Экстаз. Нечто высшее, для чего не придумали слов.

Блузка отправилась в полет, ее дальнейшая судьба ни Любу, ни, тем более, меня не интересовала. Люба развернулась ко мне спиной, заведенные назад руки расстегнули застежку лифчика.

Расстегнуть мог бы я. Видимо, мне еще рано. Это отдельное удовольствие. В следующий раз.

Прикрываясь руками, Люба развернулась ко мне.

– Готов?

«Всегда готов!» – вскричал организм, но фраза звучала двусмысленно и неприлично, и горло выпихнуло:

– Давно.

Люба начала медленно снимать руки с груди.

– Люба! – донесся голос из спальни.

– Да, мама, что?

– Подойди, пожалуйста.

Одевалась Люба со скоростью солдата при боевой тревоге, но опыта не было, вещи путались, застежка и пуговицы не застегивались…

– Люба! – повторился зов.

– Ну, иду же!

Одевание сопровождал такой взгляд в мою сторону, что стало ясно: никаких игр и раздеваний в ближайшее время мне не светит. Предложить помощь у меня язык не повернулся. Если я сейчас напортачу, мне грозят отлучение, испепеление и растерзание.

Ночевал я у родителей, а субботу тоже провел у Любы. Люба была мила и нежна, но на телесном фронте – никаких подвижек. Как отрезало. Мои попытки отклика не находили. Оставалось ждать свадьбы, будь она неладна.

Уехал я на последней электричке. В воскресенье надо быть на месте, днем у меня три урока.

Как ни чудовищно после расставания с любимой и единственной думать о другой, но дорога прошла в мыслях о Маше. Ее неправильная жизнь не волновала бы меня, будь я далеко, но нам снова жить в одной квартире. Окажись Маша работницей древнейшей профессии или гуляй она напропалую со всеми подряд, я бы понимал ее как человека, а сейчас она оставалась загадкой. Обычные слова о неправильности ее жизни в нашей ситуации не работали, Маша считала правильной именно свою жизнь, и я ничего не мог с этим сделать. Хуже всего, что некоторые аспекты неправильности Маши мне нравились. Ее жизнь бурлила. Пусть варево в этом котле получалось дурно пахнущим, но голодному выбирать не приходится. Мне хотелось вновь увидеть Машу в футболке и трусиках, а то и без них. Я даже не возражал бы услышать стоны за стенкой, с кем бы они там ни возникли. Пусть она заходит в туалет, когда хочет. И пусть приводит подругу Дашу.

Стоп. С выработавшимися гормонами надо что-то