Война или мир - Влад Савин

Тактика, конкретный военный план — это к штабу Дуга. Мы же люди штатские, финансово-политические, общим руководством занимаемся. Но неусердия не прощаем — шкуру спустим, кто нас подведет!

И даже если пришельцы вмешаются — нам будет выгода, получить информацию об их военных возможностях. Ну а перебитых висельников, повторяю, не жалко никому!

Лючия Смоленцева.

О, мадонна, как лгут авторы сентиментальных романов! Где герои после свадьбы «наслаждаются супружеским счастьем», и с ними ничего не происходит, ну кроме того, что через много-много лет им случается умереть в спокойной старости и в один день?

Я мечтала, что мы с моим рыцарем будем всегда вместе. И я ему буду спину прикрывать — как в тот день, когда мы самого главного из врагов, Адольфа Гитлера поймали и живым на суд притащили (прим. — см. Врата Победы). Конечно, приятно чувствовать себя живой легендой — но после сражаться рядом с мужем мне лишь один раз довелось, в Киеве, с бандеровской мразью. Когда ты сама нажимаешь на спуск, и у врага разлетаются мозги. Мой рыцарь утверждает (надеюсь, без лести, а искренне!) что я подготовлена (его стараниями!) не хуже, чем любой из его отряда — отлично стреляю, даже с двух рук, могу выйти на ковер против двоих-троих противников, «не сила, но ловкость и скорость, это твое»; также я хорошо плаваю и ныряю, в том числе и с аквалангом — знаю сейчас, кто такой Кусто, и отчего ты был с ним так любезен, мне он показался самым обычным французиком. Только с парашютом ты мне прыгнуть так и не позволил — «пока не родишь».

И вот, я здесь — в огромной квартире в Москве. А ты снова где-то, по секретным делам. Хотя у меня есть все «допуски», так что подозреваю, будет как три года назад, когда ты уезжал в Ташкент, «по мирным текущим делам», а вышло, что тебя там едва не убили! Но ты вернулся — а те, все мертвы. И вот снова.

Анна Лазарева, моя лучшая подруга здесь, научила меня — если тебе плохо, плакать должна не ты, а те, кто в этом виноват! Она была рядом, когда наши мужья уезжали на войну (даже в формально мирное время) — мой рыцарь, и ее Адмирал. Я была при ней, помощницей, «адъютантом» и телохранителем — многому научилась, и многое поняла. Но теперь и Анна меня покинула, умчавшись на Дальний Восток, к своему Адмиралу. А я осталась — с нашими детьми.

Анна поначалу хотела и детей с собой взять. Но Пономаренко, наш начальник, был непреклонен. Так что Владик и Илья сейчас играют вместе с моими Петей и Анечкой. А еще Пантелеймон Кондратьевич организовал, что Марья Степановна, которая помогала нам и прежде, снова перебралась к нам — «о фронте забудьте, это для вас, уважаемая, сейчас самое главное дело». Так что она приходит с утра, как на работу, и до вечера, а иногда и остается на ночь. Еще есть тетя Паша и тетя Даша, старушки-домработницы, кто готовят, стирают, ходят за продуктами; и детский садик находится в этом же доме внизу, так что воспитательницы нередко сами забирают и приводят детей. А что остается на мою долю? Многое — ведь сказал Пономаренко:

— Кому много дано, с того столько же и спросится. Это к тому, королева итальянская, что твоя свобода от мирских забот нам для дела нужна!

Пока что, после отъезда Анны, у меня остались заботы Дома Итальянской Моды, этим летом переименованного в «РИМ» — Русско-Итальянская Мода. И, раз в две недели, иногда чаще, радиопередачи, где я рассказываю соотечественникам о том, как живет Советский Союз. И мне приходят письма из Италии, на которые надо отвечать! Например, от того молодого человека, кто мою шляпку ловил на площади Сан-Марко — и которому мой рыцарь тогда же посоветовал писателем стать! И послушался, сочинил Джанни Родари свою первую книгу сказок — и тоже про мальчика-луковку Чиполлино, жалко что не могу я прочесть и сравнить с той, что в иной истории была написана; мой муж вернется, обязательно его попрошу рассказать.

Тезисы моих выступлений мне дает референт Пономаренко. Но такой у меня характер — иногда не сдержусь от того, чтобы сымпровизировать. Как я когда-то Дона Кало, сицилийского мафиозного «короля», назвала «дон Дерьмо», и чем это кончилось (прим. — см. Страна мечты). А теперь — о, мадонна, прости меня за несдержный язык — но даже Пономаренко после лишь усмехнулся одобрительно, по поводу того, что я сказала:

— А кто он такой, король Хакон какой-то там номер? Правитель половины своего королевства, да и то, по указке из Вашингтона или Лондона? Правит наполовину, и правит половиной — ну значит, полукороль! Или полкороля.

Не знала, что в Риме это в газеты попадет. А оттуда уже — по всей Европе! И как клеймо на короля — вот даже жалко было бы его, если б он такой злобой не исходил к нашей стране. О, мадонна, я уже про русских, советских, «наши» говорю, не задумываясь — ну значит, стала русской итальянкой!

И вот, вызвал меня Пономаренко, машину прислал. И поручением озадачил. Вот материалы, ознакомься и доложи. Сначала, досье на интересующий объект, и предварительные наброски, как даже такую тварь на благое дело использовать — какие твои предложения и дополнения?

С Лазаревой работая, я хорошо успела русский порядок изучить. Дело это, пусть и не слишком сложное — но первое мое самостоятельное, оценивать будут, как справлюсь! Ну что ж…

Итак, Лидия Чуковская — с которой я уже имела сомнительную честь быть знакомой. Истеричка, не слишком умная, но с большими амбициями. Я подумала, что бы Анна сказала, на моем месте — и заговорила, ну совсем как она!

— Пантелеймон Кондратьевич! Мое мнение, она для тонких игр абсолютно не годится — неуравновешенна, упряма, эмоции разум застилают. Ее надо сразу ошеломить, как мешком по голове — такой информацией, с которой ей просто жить нельзя, в себе храня! Тогда она на цель пойдет, как торпеда — и себя не пожалеет. Чтобы нашу «дезу» до американцев донести — абсолютно уверенная, что так надо. Способ же, как эту дуру зарядить — от характера информации зависит.

Еще несколько листков машинописного текста, с грифом секретности в верхнем углу. Я прочла — и даже мне стало страшно, как вообразила, что такое возможно! Знаю, что в конце века будет литература такая, «фантастика с ужасами», «черный триллер», «антиутопия» — и кто ж у нас эти кошмары читает, неужели и они для «инквизиции» представляют интерес?

— Пантелеймон Кондратьевич, ну тогда вариант самый простой. Чуковская сейчас в госпитале трудоустроена — а можно сделать ее перевод в сумасшедший дом, или нервную клинику, ну где расстройства психики лечат? И там она поговорит с тем, или с той, наверное все же женское отделение правдоподобнее — которая стала отработанным человеческим материалом? Кому терять уже абсолютно нечего — и любой свежий случайный человек, помимо надзирателя, это окно в большой мир, способ выговориться и рассказать.

— Разумно! — кивнул Пономаренко — и безопасно: бред сумасшедшей к делу не подшить. В то же время совсем игнорировать даже такую оперативную информацию американцы не смогут. А бедную Лидочку тебе не жалко?

Я пожала плечами. Эту женщину, уже показавшую себя, как враг моей стране (да, моей — тут ведь моим детям жить!), а значит и мне лично — никто не будет арестовывать, бить, пытать. Она всего лишь выслушает одну историю — ну а как она сама после будет реагировать, мы не отвечаем! Хотя, если она поверит всерьез — то имеет все шансы, с ее-то манией преследования и гипертрофированным влечением к свободе, закончить жизнь в той же психлечебнице.