«Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз - Алексей Николаевич Баскаков

мира в политике США, реагировал на эти события отстраненно и безучастно[442]. Коммунизм и национал-социализм, который он неизменно называл фашизмом, он отказывался ставить на одну моральную ступень. Соответственно, он был готов оправдать радикальные акции коммунистов, если они проходили под «антифашистскими» лозунгами.

Время от времени он негромко подавал голос против абстрактных тирании и насилия на Востоке Европы. Но публично не критиковал ни одного конкретного действия Советов, за исключением пакта Молотова-Риббентропа. Несколько раз – с переменным успехом – он вступался за жертв коммунистических репрессий в Восточной Германии.

В политических выступлениях Томас Манн старался соблюдать осторожность. С 1944 года он был гражданином США, жил в этой стране и болезненно опасался вызова в «Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности» (HUAC). Неоднократно и каждый раз в расплывчатых и уклончивых формулировках, он объявлял себя приверженцем западного мира и не-сторонником коммунизма. Его недруги в западноевропейской и американской прессе небезносновательно обвиняли его в скрытых симпатиях к коммунистической диктатуре.

Массовый террор в Советском Союзе не прекратился и после войны. Он перекинулся и на страны Восточной Европы, в том числе ГДР, где местные коммунисты часто превосходили в усердии своих советских учителей. Террор был слишком очевидным, чтобы его можно было отрицать или игнорировать. Созданный фантазией Томаса Манна наивный образ социализма-коммунизма не выдерживал столкновения с действительностью. На помощь ему пришла теория, схожая с «азиатизмом», который Томас Манн списал со счетов около двадцати лет назад. Роман Джозефа Конрада «Глазами Запада», который он перечитывал в 1949 году, вдохновил его на понятие «автократической революции». По его новой теории, целью революции 1917 года была свобода, но в результате ее в России возникло революционное полицейское государство. Причиной этой аномалии были, по мнению писателя, русский характер и русская судьба[443]. О теориях такого рода А. Солженицын заметил: «Пока коммунизм был предметом западного восхищения, – он превозносился как несомненная заря нового века. С тех пор как пришлось его осудить, – его находчиво объяснили извечным русским рабством»[444].

В последние годы жизни Томас Манн снискал репутацию борца за мир. Он полагал, что угроза новой большой войны исходит от правительства США. Осторожность вынуждала его публично отстраняться от просоветского антивоенного движения. В частном же письме он признавал, что «от всего сердца верит этим людям»[445]. В 1952 году он переехал в Швейцарию, но оставался американским гражданином. Опять же из осторожности он отказался принять Сталинскую премию мира, равно как и другую престижную награду, за которой, вероятно, также стоял Советский Союз. В частных высказываниях он неизменно критиковал жесткий курс американской администрации. Фигура Рузвельта, которого он идеализировал, была лучом света в темном царстве его воспоминаний об официальной Америке.

Советский Союз отвечал щедрой взаимностью на симпатию Томаса Манна. Первое советское издание романа «Будденброки» вышло в 1927 году, но постоянное и интенсивное внимание писатель, вероятно, привлек к себе после присуждения ему Нобелевской премии два года спустя. После относительной неудачи Толстовских торжеств в 1928 году советское руководство перестроило работу с западными писателями, проявлявшими себя как симпатизанты. Основное внимание стало уделяться индивидуальному подходу с учетом ранга, положения и имиджа.

Приход к власти Гитлера подвел прочную основу под сотрудничество Советов с либеральными «буржуазными» интеллектуалами. В новых условиях советское руководство обратило взор прежде всего на именитых представителей немецкой эмиграции. Эмиссары из Москвы – обычно сами литераторы или журналисты – устанавливали и закрепляли личные связи с ними. Один из таких эмиссаров, Иоганнес Роберт Бехер – поэт и по совместительству политический агент на службе Сталина – курировал братьев Манн. Осенью 1934 года он описал круг насущных задач в письме к художнице Еве Герман: «У тебя есть еще контакты с Томасом Манном? Пожалуйста, расскажи или напиши как-нибудь сюда, может, тут тоже что-нибудь можно сделать. Чтобы ты была в курсе: речь идет не о сборе денег, а о том, чтобы объединить всех антифашистских писателей в одной лиге и сначала прозондировать настроение “знаменитостей”»[446].

К концу 1934 года началась переписка между Томасом Манном и редакцией московского журнала «Интернациональная литература». Во время путешествия в США летом 1935 года писатель завязал знакомства в кругах политической элиты, включая президента Рузвельта. В интервью «Вашингтон пост» он благожелательно высказался о коммунизме. Таким образом, установился статус, в котором Томас Манн был особенно интересен Советам и пользовался их особым расположением, – симпатизант СССР с мировым именем, со связями в Белом доме и высших медийных сферах США. В последовавшие годы в Москве вышло собрание его сочинений в шести томах. Гонорары в виде исключения переводились ему в валюте в Швейцарию. Его несколько раз приглашали посетить СССР. Оказанные ему знаки внимания окупились особенно в период с его переезда в Соединенные Штаты в 1938 году и до заключения советско-германского пакта в 1939 году. В очерках и интервью он предостерегал американцев от симпатий к Гитлеру и выступал за доверие к СССР.

Личное дело Томаса Манна из учетного сектора отдела ЦК ВКП(б) (с 1952 года – ЦК КПСС) показывает, с каким интересом Советы наблюдали за его деятельностью. Так как она фиксировалась и оценивалась сразу несколькими советскими ведомствами, не исключено, что по нему существуют и другие, возможно, еще не рассекреченные материалы.

Оппозиционный настрой Томаса Манна к антикоммунизму официальной Америки сделал его союзником Советов в холодной войне. Его поездки в ГДР в 1949 и 1955 годах были большим успехом для всего коммунистического мира. При этом они не так сильно вредили его репутации на Западе, как это было бы в случае путешествия в СССР. Восточная Германия, независимо от политического строя, была частью немецкого культурного пространства, с которым он себя отождествлял. Время от времени Томасу Манну приходилось заверять оппонентов в своей приверженности Западу, но это не вызывало никакой негативной реакции со стороны его советских кураторов. Напротив: для миролюбивого имиджа Советского Союза было очень выгодно, что с ним тесно сотрудничал знаменитый «буржуазный» писатель и сторонник западных ценностей.

Несколько неловких попыток «развенчать» Томаса Манна было предпринято «правоверными» немецкими коммунистами, но и они были оперативно блокированы Вальтером Ульбрихтом и Иоганнесом Бехером. Нескромное использование его имени некоторыми антивоенными организациями происходило по инициативе западноевропейских активистов, например Фредерика Жолио-Кюри. Из официального советского источника никогда не последовало ни одного слова открытой критики Томаса Манна. С его именем советская сторона всегда обращалась осторожно и деликатно.

Кульминацией его антивоенной деятельности могла бы стать Сталинская премия мира, от которой ему, однако, пришлось дипломатично отказаться. Этот вопрос также был выяснен и урегулирован советской