Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров - Азарий Плисецкий
Шрифт:
Интервал:
Ханне Самойловне в лагере помогала медсестра, Клавдия Семеновна Мареева, тоже осужденная. Мама рассказывала, как они втроем, когда мне исполнился год, справляли мой самый первый день рождения. Устроили торжество: на полу расстелили ковер, вместо стола приспособили большой фибровый чемодан, вместо бокалов — вакуумные банки из детской больницы при лагере. Ханна Самойловна, Клавдия Семеновна и мама расселись на полу вокруг стола-чемодана, разлили по банкам апельсиновый сок, переданный Митой, и пили за мое здоровье, закусывая консервами, которые тогда казались немыслимым деликатесом.
После освобождения мама потеряла из виду Клавдию Семеновну. Прошли долгие шестнадцать лет, прежде чем она дала о себе знать. 4 февраля 1957 года Майя получила из города Кимры Калининской области такое письмо:
«Милая Майя!
Прежде всего, простите меня, что я Вас так называю, я не знаю Вашего отчества, главное — Ваше имя мне очень близко и дорого моему сердцу. На днях я ходила к одной моей знакомой и я увидела в журнале „Работница“ Вашу фотографию, где Вы сидите и играете с Вашим братом Александром в шахматы, а рядом с Вами сидит Азарик. Вот этот-то Азарик мне очень дорог. В 1938 году я с Вашей мамой жила в Акмолинске, там я работала медсестрой с детьми и ежедневно ходила к Азарику, измеряла ему температуру, давала лекарства.
Вспоминаю проводы Азарика осенью, как мы все его провожали до ворот и плакали, нам было жалко расставаться с Азариком, было такое чувство, как будто отдавала своего сына. И вот вдруг я случайно увидела уже взрослого любимца, который мне так был дорог, которому я свою материнскую ласку отдавала вместо своих детей.
Дорогая Майя, в те годы надругались над нашей честью, теперь ее вернули. Мне очень хочется узнать, где Ваша мама, как ее здоровье. Привет Азарику посылать боюсь, он, наверное, не знает о нашей жизни.
С тех пор началась переписка, которая длилась не одно десятилетие. Последнее письмо из города Кимры пришло в 1982 году, написано оно было уже плохо разборчивым почерком.
«Здравствуйте, дорогая Рахиль Михайловна!
Получила Ваше письмо с большим опозданием. Я болею сахарным диабетом, и еще у меня болят глаза — глаукома. Я вижу только немного одним глазом, а второй ослеп. Теперь Вы меня не узнаете, я стала старуха, мне семьдесят девять лет. В моей теперешней жизни нет той счастливой радостной жизни. Я раньше пела, всегда была радостна, счастлива, а теперешняя жизнь меня удручает. Я по улице долго не хожу, я ничего не вижу. Мне очень хочется знать, как живет Азарик, ведь он у меня в моих глазах тот мальчик, которого я любила, ухаживала за ним в первый год его жизни.
Милая Рахиль Михайловна, я часто вспоминаю о своей незаслуженной жизни, этот лагерь. Сколько пришлось пережить, перестрадать незаслуженно. Сколько эти унижения, эти страдания унесли у нас хорошего здоровья. Я часто вспоминаю, как мы жили в бараке, вспоминаю, как нам открывали лагерные ворота и нас под конвоем становили по 4 человека, мы шли на тяжелую работу. Рыли лопатами казахстанскую землю и доставали под землей песок для кирпичного завода, где тоже работали наши жены, мы пели песню, которую сочинили наши жены. Мы ее называли „Песня жен, которых арестовали за мужей в 1937 году“. Когда мы выходили из ворот лагеря, то мне жены кричали:
— Мареева! Запевай!
Припев пели все:
Дорогая Рахиль Михайловна, пишу плохо, потому что глаза плохо видят. Крепко целую Вас, ваша товарищ по несчастью. Не забывайте меня».
Мама поддерживала отношения и с друзьями отца, в частности с Володей Урицким, братом знаменитого Семена Урицкого, начальника разведуправления РККА, погибшего в 1938 году в сталинской мясорубке. Володю миновала судьба брата — он остался в живых. На одном из многочисленных допросов, где Володю заставляли лжесвидетельствовать против брата, чекисты отбили ему почки. С тех пор Урицкий практически потерял способность ходить, он едва передвигал ноги, опираясь на палку. Мама очень жалела Володю. Мы часто бывали у него дома на Кузнецком Мосту. Время от времени она договаривалась с массажистом из Большого театра, чтобы тот хоть как-то попытался облегчить его страдания.
Кинорежиссер Василий Катанян, друживший с Майей, пишет в книге «Прикосновение к идолам»:
«Я очень любил ее мать, Рахиль Михайловну, достойную, добрую женщину. Непонятно было, как она все успевала — готовка, уборка, все ели в разное время, Майя шла в класс — надо выгладить хитон, Алик вернулся с репетиции, младший готовит уроки… Она была подвижная и стремительная».
Мама очень переживала за Майю в 1950-е годы, когда шесть лет ее преследовали из-за встречи с английским дипломатом. В своих заметках тех лет, которые мама зачастую делала, проснувшись среди ночи, она пишет:
«Она кому-то высказала несколько слов о своем тяжелом настроении. Теперь мучается. Могут воспользоваться. Наказать. Многие годы попирали человеческое достоинство. Сильно попирали. Придумывали всякие „причины“, могли бы задушить, но этот цветок — он слишком силен. Он слишком красив среди обыкновенных. Преступники! Они ее постоянно чем-нибудь мучают. Даже когда она получала премию. Нужно было принимать, чуть ли не преклонив колено. Как бесправному гению. А ведь у нее есть гордость. А она такая маленькая, бесправная… Каждое лыко в строку. Никак не приспособится. Противно… Творить! Творить, уйти в свое творчество, где она Великая. Огромная сила таланта, а в жизни маленькая и беззащитная».
Эту опалу Майя пережила во многом благодаря поддержке матери.
Майя обожала маму. Все ее письма к ней начинались так: «Дорогая мамочка!» или «Дорогая мамуленька!». Как, например, вот это письмо, которое Майя отправила из Москвы в Свердловск 21 июля 1942 года:
«Мамуленька, дорогая моя! Мне так досадно, что ты не видишь меня на сцене. Я ужасно соскучилась без мамочкиных забот и хлопот. Так приятно вспоминать, когда я была с тобой под мамулиным крылышком. Я не могу себе простить, что ругала Алиньку и Азарика и мало помогала тебе. Я ведь так люблю тебя!!!!!!!! Целую тебя миллион раз, твоя Майя».
Когда мамы не стало, Майи не было в Москве. Узнав о случившемся, позвонила мне, плакала и повторяла: «Как же мы теперь без мамы…» Кажется, она гастролировала в Японии и на похороны приехать не смогла.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!