Глубже - Робин Йорк

я купила книги для всех. Подумала, что тебе это может понравиться. Она о науке приготовления хлеба, и там есть глава… что?

Он смягчился. Облегчение в его глазах, во всем его теле — ощутимо.

— Боже. Уэст, как ты думал, что это было?

Он не отвечает. Я жду, а он разворачивает книгу, перелистывает страницы. Думаю, если бы она была на латыни или пустая, он бы не заметил. Он просто берет себя в руки, и мне неловко стоять здесь и смотреть, как это происходит, когда он явно хотел бы, чтобы я была где-то в другом месте.

— Это здорово, — говорит он после долгой, неловкой минуты. — Спасибо, — пауза. — Ты не должна возвращать мне деньги.

— Конечно, должна.

Наконец-то он поднимает глаза.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.

Не знаю, как на это ответить. Я в недоумении, но он кладет книгу на кровать и кладет руки мне на бедра. Он притягивает меня к себе и упирается лицом в мой живот.

— Правда, — говорит он. — Просто не надо.

Его руки скользят по моей попе. Я беспокоюсь о том, что произошло, но руки Уэста успокаивают. Эффективное отвлечение. Уверена, что он знает об этом.

— Я ничего тебе не купил, — пробормотал он.

— Ничего страшного.

— Я говорил тебе, как мне нравятся эти трусики?

— Эти? Почему?

— Они на тебе.

Я выдыхаю смешок. Не знаю, что делать со своими руками, поэтому кладу их ему на макушку.

— Думала, ты собирался приготовить мне суп. Это может быть моим рождественским подарком.

Он засовывает палец в резинку моих трусиков, тянет их вниз, следует за пальцем носом. Вдыхает.

— У меня есть идея получше.

Я шлепаю его по плечу. Один из тех шлепков, которые превращаются в ласку.

— Уэст.

Что-то случилось. Я бы хотела надавить на него, но, по правде говоря, я боюсь этого делать, а он уже запустил руки в мои трусики. Его ладони большие и теплые, его дыхание дразнит, заставляя меня думать о его языке и о том, что мне никогда раньше не нравился оральный секс, но с Уэстом все по-другому.

С Уэстом, я чувствую, что мне это понравится.

— Вернись в постель, — приказывает он.

И я возвращаюсь.

И о Боже. Мне это нравится.

* * *

Позже раздается звонок в дверь.

На улице порывы стихли, но снег все еще падает. Я на диване Уэста, мой ноутбук греет мои бедра, мои мысли о романтической поэзии, греческих вазах, Монблане. Я смотрю на затылок Уэста, который сидит на полу у моего бедра, решая практические задачи для выпускного экзамена по физике. Я пытаюсь решить, может ли возвышенное на самом деле быть этим моментом. Это сияние в моем теле, моя симпатия к его ушам, то, как мои пальцы хотят покоиться на нем, когда я думаю о следующем абзаце, который собираюсь напечатать.

Звонок в дверь вообще не имеет никакого смысла. Не могу представить, зачем кому-то выходить на улицу в такую погоду или по какой причине человек, не являющийся Уэстом или мной, может быть здесь.

Однако он почти сразу же встает, достает из кармана телефон, проверяет смс или электронную почту.

О, точно, он дилер.

— Ты кого-то ждешь?

Пекарня была загружена прошлой ночью, многие студенты хотели убедиться, что у них достаточно припасов, чтобы оставаться под кайфом в течение месяца, когда они будут устраивать вечеринки со своими старыми друзьями из старшей школы.

— Нет.

Он идет к двери, открывает ее и загораживает мне вид на пожарную лестницу. Он живет на втором этаже, в квартире над магазином, где продаются подарки и женская одежда. Площадка снаружи маленькая, и с дивана открывается лучший вид на дверь, чем из моего закутка в булочной. Я вижу две фигуры за Уэстом.

Не знаю точно, почему я встаю. Наверное, потому что не хочу чувствовать себя сегодня отдельно от него. Потому что я все меньше хочу отводить глаза от вещей, которые вызывают у меня дискомфорт, и просто делать вид, что их не происходит.

Это прозвучит странно, но это немного связано и с пенисом Уэста. Что я имею в виду: Я боялась трогать его там без четких указаний. Боялась, что у меня ничего не получится, или я все испорчу. Но посмотрите, как хорошо все получилось, когда я это сделала, правда?

Я боюсь этой части его сущности больше, чем боялась прикоснуться к нему. Этот Уэст, который нарушает правила, которого могут арестовать или отправить в тюрьму… Я даже не знаю, почему он это делает. Только ради денег? Потому что ему так хочется? Потому что хочет доказать, что не боится?

А может быть, он делает это, потому что ему это нравится. У него есть опыт, который я не разделяю — слова, которых я не знаю, тайны семян и смолы, веса и стоимости. У него есть голос, который он использует, когда ведет дела. Но думаю, именно поэтому я попросила его достать мне дурь, когда он пришел ко мне домой. Потому что я хочу знать все его части. Даже те, которые меня пугают.

В любом случае, я не разбираюсь во всем этом сознательно. Я просто пригибаюсь под его рукой, улыбаюсь, касаюсь его, претендуя на этот вечер и эту часть его жизни, на него, на все.

И тут я замираю, улыбка сходит с моего лица.

В дверях стоит Джош и разговаривает с Уэстом. А позади него, прислонившись к перилам, закутанный в зимнее пальто, шапку и шарф, который я подарила ему на прошлое Рождество, стоит Нейт.

Он выглядит так же потрясенным, увидев меня здесь, как и я его. Его брови сходятся вместе, рот сжимается и белеет по краям — боль, а затем так же быстро она исчезает, и он пытается — и безуспешно пытается — выглядеть безразличным.

Разговор замирает.

— Привет, ребята, — говорю я бодро. Не знаю, как еще можно это разыграть. Кто-то должен сгладить эту неловкость, и думаю, что это должна быть я. — Получили что-нибудь, чтобы передохнуть?

— Они ничего не получат, — тон Уэста едкий. Он смотрит на Джоша. — Какую часть из «Сначала напиши мне» и «Не появляйся там, где я живу» тебе было так трудно понять?

Джош вызывающе поднимает подбородок.

— Мы просто подумали об этом, когда проезжали мимо. Я подумал, что ты можешь быть здесь, так как скоро выпускные экзамены.

Уэст качает головой.

— Я говорил тебе, как это работает.

— Да, но…

— Я устанавливаю условия, — отрывисто говорит он, — не ты.

— Мы купим целую унцию, — говорит