Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2 - Валерий Федорович Солдатенко

ситуаций у основного источника пополнения повстанчества-крестьянства, элементарно не хватало времени, чтобы на собственном опыте убежденно уяснить преимущества или, наоборот, недостатки одних политико-правовых моделей над другими, а главное – отвечают ли они интересам широкой общественности. Не хватало времени, сил и у тех, кто желал скорейшего (и часто любой ценой) укрепления собственной общественной организации, считая ее самой справедливой, самой полезной и самой прогрессивной или же ситуативно оправданной. Так, большевики в борьбе с повстанчеством часто подменяли методы идеологического воздействия, воспитания, просвещения силовыми акциями, оправдывая в целом осознаваемые ими негативные последствия подобных действий условиями военного времени, объясняя вынужденность поведения нежеланием уступить классовому врагу, заинтересованному в дестабилизации положения в советском тылу.

В ликвидации антисоветских выступлений все чаще применялись регулярные воинские части. В частности, уже в апреле 1919 г. на так называемом внутреннем фронте (термин, с одной стороны, вроде затушевывал антикрестьянскую направленность действий красноармейцев, а с другой – отражал масштабы угрозы – фронт) было задействовано 21 тыс. бойцов и командиров[453].

На подавление мятежа Н. А. Григорьева (5–15 тыс. бойцов) было брошено 30 тыс. военных[454]. В ликвидации восстания Зеленого (Д. Терпило), под началом которого было до 12 тыс. штыков, в район Триполья – Обухова были направлены пехота, конница, артиллерия и даже использованы корабли Днепровской военной флотилии. Значительные силы понадобились и для обуздания повстанцев под руководством атамана Гончара в Васильковском уезде Киевской губернии (до 8 тыс. бойцов)[455]. Несмотря на то, что другие отряды (Ангела, Орловского, Соколовского, Струка, др.) численно значительно уступали формациям Н. И. Махно, М. А. Григорьева, Зеленого (в основном по несколько сотен человек)[456], и они оттягивали на себя значительные силы Красной армии. После принятия 17 июля 1919 г. Советом рабоче-крестьянской обороны УССР постановления «О подавлении кулацких и белогвардейских мятежей в деревне» к этому делу все шире привлекались отряды ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и военными преступлениями). Кроме территориальных (губернские и уездные), их отделы создавались на транспорте – железных дорогах, флотах и т. д. В арсенале их функций большое место отводилось карательным акциям.

Среди последних случались и крайне жестокие, такие как сожжение деревень, где дислоцировались повстанцы. Например, еще в апреле 1919 г. были сожжены села Романовна и Ходовцы неподалеку Фастова[457]. Без особого промедления (16 апреля 1919 г.) члены ВУЦИК Г. И. Петровский, С. В. Косиор и В. П. Затонский на своем заседании (с участием К. Е. Ворошилова) опротестовали такие действия перед командованием внутреннего фронта. Была принята резолюция «О недопустимости сжигания сел во время подавления кулацких восстаний». В ней, в частности, отмечалось: «Из-за неоднократных случаев сожжения целых деревень во время подавления кулацких восстаний, что является совсем нецелесообразным и крайне вредным для дела советской власти, предложить Совнаркому в срочном порядке издать всем надлежащим ведомствам распоряжение о полном прекращении под страхом суровой ответственности сожжения сел и о принятых мерах сообщить ЦИК»[458].

Хотя документы о выполнении упомянутой резолюции не найдены, случаи сожжения деревень, очевидно, стали реже. Во всяком случае, в историографии о подобных акциях речь идет или в общих выражениях, или со ссылками на исследование С. В. Кульчицкого[459], который называет лишь один факт сожжения деревни Щербиновки под Обуховом при подавлении восстания Зеленого[460].

Советские органы прибегали и к практике взятия заложников из населенных пунктов, находившихся в местах действий повстанцев. В случае отказа выдать властям организаторов и оружие, заложникам грозил расстрел. Предусматривались и контрибуции на мятежные села, депортирование главарей бесчинств с конфискацией их имущества. Указанные методы противодействия повстанцам порой не только не позволяли локализовать или искоренить крестьянское сопротивление, но и затягивали решение проблемы, иногда даже обостряли ее.

И все же масштабы повстанчества 1919 г. не могут быть отнесены к доминанте общественной жизни Украины. Имеющаяся сумма фактов не позволяет согласиться с выводами о том, что «с марта Украину охватывает пламя восстаний, сравнимое по масштабам с крестьянской войной 1918 г.», и что «летом 1919 г. УССР пала под ударами не столько деникинских армий, сколько крестьянских восстаний»[461].

Считая степень изученности проблемы украинского повстанчества, борьбы с ним на сегодня недостаточной, хотелось бы одновременно предостеречься от необоснованных, преждевременных конъюнктурных искажений очень непростых, противоречивых, в конце концов, драматических и трагических страниц исторического опыта.

Одним из наиболее острых аспектов понимания и истолкования событий Гражданской войны, особенно 1919 г. в Украине, остается дополнительный анализ реальных документов и фактов, используемых на сегодня в далеко несовершенной системе координат. А именно: практически все негативы, которые обнаруживаются в тогдашнем опыте, рассматриваются как следствие навязывавшегося официальной Москвой антиукраинского в своей основе и направленности курса, а протестная реакция трактуется как детерминированные ответы на импульсы и экономическую политику, рождавшиеся вне украинской территории, без учета национальных интересов[462]. Схематическое переведение всех сверхсложных проблем, имевших многофакторную природу, в одну плоскость – отношений между русскими и украинцами односторонне, поверхностно, а потому и не обоснованно. Однако именно на такой вариант восприятия происходившего наталкивали массовое сознание противники революции в свое время и пытаются подвести под него научные аргументы некоторые современные историки.

4. Исправить ошибки, вместе скорректировать курс

Следует вспомнить, что Коммунистическая партия (большевиков) Украины в 1919 г. была сравнительно молодой организацией, хотя ее костяк и составляли опытные, закаленные в политических битвах большевики. За неполный год своего существования КП(б)У столкнулась со многими сложнейшими вопросами, в том числе и с проблемами внутрипартийного развития. Речь, в частности, об осуществлении в 1919 г. национальной политики, некоторые важные составляющие которой вызвали недовольство не только в массах, но и в собственно большевистской среде.

Еще в феврале 1919 г. в Саратове Украинским отделом Народного Наркомата национальных дел была выпущена книга С. М. Мазлаха и В. М. Шахрая «До хвилі (Що діється на Вкраїні і з Україною)» («К моменту (Что происходит на Украине и с Украиной)»)[463]. Авторами являлись два большевика Украины, эвакуировавшиеся весной 1918 г. в Россию в связи с оккупацией республики австро-германскими войсками. Специалисты считают, что львиная часть в написании книги – памфлета принадлежит В. М. Шахраю. Еще осенью 1917 г. он зарекомендовал себя как активный политический борец с большими способностями. В первом советском правительстве Украины В. М. Шахрай был назначен народным секретарем (министром) военных дел, являлся делегатом Советской Украины на переговорах в Брест-Литовске, участвовал в важнейших процессах, связанных с подготовкой образования Коммунистической партии (большевиков) Украины. В частности, Краевым (областным) съездом РСДРП(б) в декабре 1917 г. в числе девяти человек его избрали членом Главного комитета (руководящего органа) РСДРП(б) – социал-демократии Украины[464].

Исповедуя левые взгляды, В. Шахрай большое внимание уделял анализу политики РКП(б) в национальном вопросе.