Совершенно не обязательные смерти - Дейрдре Салливан

Ох, сколько всего мне хочется ей сказать… Внутри поднимается горячая волна злости, еще чуть-чуть – и я закричу, что, если бы она оставила соль под кроватью Кэтлин, та, возможно, не потеряла бы голову от так называемой любви. Что я изо всех сил стараюсь быть нормальной. И что ради этого я даже отказалась учиться настоящей магии. Которая, кстати, существует. Но сегодня я не могу вывалить все на маму. И просто киваю.

– Я постараюсь, – говорю я и мысленно добавляю: «Получше это скрывать». Потому что нельзя остановить прилив. Это живет во мне. И все, что я могу, – убегать от своей природы. Или сдерживать ее, насколько хватит сил.

Внутри меня, словно нарыв, растет ужасное чувство. Я – неправильная близняшка. Та, что недостаточно хороша. Другая дочь. Дверь за мамой еще не успевает закрыться, а мое лицо уже мокрое от слез.

За окном надрывно кричат лисы.

Оплакивают собрата.

Вопрос.

Мы с Кэтлин идем по лесу.

Лиса – животное небольшое, крупнее кошки, но меньше собаки.

В таком маленьком теле – и столько крови!

Кровь на моих подошвах.

На стенах тайного коридора.

Те буквы, что я не смогла прочитать в темноте, – мне нужно их увидеть.

Но я не хочу.

Я хочу забыть обо всем этом.

Обо всем.

Интервенцию для Кэтлин решено устроить в библиотеке. Потому что Брайан, видимо, обучался навыкам отцовства по реалити-шоу, а мама по какой-то неведомой причине не стала ему перечить. Я сижу в кресле с бело-кремовой обивкой и позолотой по краям и наблюдаю, как истерика Кэтлин набирает обороты.

– Поверить не могу! – кричит она, вцепившись в края кушетки. – Поверить не могу, что вы это сделали! И ты! И ты!

Последнее «ты» обращено ко мне – судя по всему, меня Кэтлин назначила на роль главного врага.

– Как бы то ни было, Кэтлин… – говорит Брайан ровным голосом, держа руки перед собой, как понимающий учитель, который хочет, чтобы ты рассказала о своих чувствах, потому что здесь безопасно и никто не будет тебя осуждать. – Мы любим тебя и хотим, чтобы ты к нам прислушалась. Он плохой человек. Ты должна перестать с ним видеться.

– Лон хороший! Он лучше всех, кого я знаю! – Кэтлин вот-вот сорвется на визг.

Я скольжу взглядом по корешкам книг, выстроившихся на полках. Если бы они умели говорить, то, наверное, сказали бы: «Заткнись, Кэтлин».

– Дорогая, я представляю, что ты сейчас чувствуешь… – начинает мама, но Кэтлин яростно сверкает глазами, и мама замолкает.

– Нет, не представляешь! – верещит Кэтлин, как какая-нибудь добродетельная мегера из классического романа. – Потому что, если бы представляла, если бы хоть ОТДАЛЕННО могла представить, как сильно я его люблю, ты бы за меня ПОРАДОВАЛАСЬ.

– Кэтлин…

– Замолчите! Я еще не закончила.

Почему они пытаются ее перебить? Это же все равно что просить море расступиться.

– Я хотела сказать, – продолжает Кэтлин, наставив на нас палец, словно волшебную палочку, – так вот, прежде чем вы грубо меня прервали, я хотела сказать, что мы с Лоном ЛЮБИМ друг друга. По-настоящему любим. Судя по тому, что вы мне тут устроили, вы понятия не имеете, что это значит. Из чего я делаю вывод, что вы кучка ПРИДУРКОВ.

В глазах Кэтлин столько праведного гнева, что хватило бы на двенадцать Маму. Она вся красная, лицо блестит от пота, словно после усердной тренировки.

– Кэтлин, твоего БОЙФРЕНДА, которого ты так ЛЮБИШЬ, подозревали в убийстве. Брайан говорит, что Лон обижал ту девушку, когда они встречались. Это ненормально. Ты бы хотела, чтобы у Мэдлин были отношения с человеком, который ее бьет?

– Он указывает, как тебе одеваться, – напоминаю я, чувствуя себя Иудой Искариотом.

– Мам, это всего лишь слухи, в них нет ни слова правды. – Кэтлин поворачивается ко мне. Ей даже не нужно ничего говорить, я и так знаю, что́ она обо мне думает. Но молчание в ее планы не входит. – А тебя, Мэдлин, я считала своей сестрой. А не какой-нибудь грязной сплетницей, которая чешет языком у меня за спиной, сходя с ума от зависти. Ведь я нашла свою любовь, а ты так и осталась ОДИНОКОЙ ВЫСОХШЕЙ СУЧКОЙ.

– Это нечестно! – ахаю я.

– А предавать меня – честно?! Я тут единственный честный человек.

– Дорогая… – Брайан по-прежнему само спокойствие.

– Не называй меня так! – огрызается Кэтлин. – Если человек тебе дорог, ты не станешь разрушать его любовь.

Мама берет Брайана за руку. Они наблюдают за Кэтлин, собираясь с духом. Мы привыкли к ее истерикам, но сегодня Кэтлин сама себя превзошла. Глаза вытаращены, волосы всклокочены, она мечется по библиотеке как безумная. Наконец хватает вазу с бело-синими узорами.

– Поставь на место, – напряженно велит ей мама.

– Обязательно, – отвечает Кэтлин и швыряет вазу в стену.

Та отскакивает и падает на мягкий коричневый ковер. Целая и невредимая. Кэтлин быстро поднимает вазу и снова швыряет. Невозмутимость Брайана наконец дает трещину. У него слегка дергается щека. Он прижимает пальцы к голове и слегка массирует виски.

А потом говорит – негромко, но твердо:

– Довольно.

– Что?

– Я сказал: довольно, Кэтлин Хэйс. Мы с твоей матерью и сестрой уже достаточно наслушались. Тебе запрещено видеться с этим парнем. Он опасен, ему нельзя доверять. И неважно, как сильно ты его любишь. Встречаться с ним ты больше не будешь. Ты не будешь ему писать – ни электронные письма, ни эсэмэски. А если будешь, мы об этом узнаем. И заставим тебя прекратить.

В эту секунду я искренне верю каждому его слову. И Кэтлин тоже. Она опускается на кушетку, прижимая вазу к животу.

– В школу-то мне можно ходить? – цедит она сквозь стиснутые зубы.

– Можно. Но мы будем отвозить тебя и забирать. А еще ты попросишь прощения у сестры. Она за тебя переживает, потому и пришла ко мне.

Брайан снова поднимает руки. Может, он посещал какой-нибудь курс по разрешению конфликтных ситуаций и его там научили волшебному жесту, внушающему доверие?

Кэтлин побледнела, черты ее заострились. Она сидит, поджав губы. А Брайан продолжает монотонно бубнить об «уважении границ» и о том, как важно «понимать, что взрослые иногда знают больше, чем дети». Кэтлин не закатывает глаза, но я вижу, скольких усилий ей стоит удержаться от этого.