Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью - Астрид Холледер

30 апреля 2013

После встречи Вим просит меня подъехать. Я приезжаю домой к Сандре. Вим лежит на диване.

— Он не в настроении, что ли? — спрашиваю я Сандру.

— Думаешь, из-за меня?

— Ну что ты, ты же лапочка.

Вим хмыкает.

— Давай пойдем со мной.

Как всегда, мы выходим поговорить на улицу.

В: Я звонил ему вчера, вернее, он мне. Он считает, что все прошло неплохо, или как минимум что разговор был спокойный.

А: Ага.

В: Он доволен, что мы это сделали.

А: Он так и сказал?

В: Ну.

А: Он и Стину написал. Типа, хороший разговор, его устраивает.

В: Это же хорошо, да?

А: И Стин написал ему письмо от твоего имени.

В: Что я извиняюсь и все такое. Извинения, мать их опять, достало уже это.

А: Ну ладно тебе…

В: Достало, потому что непонятно же: какого хера, дебил пишет заяву ни с того ни с сего, а меня еще и извиняться заставляют.

А: Ну, Вим, если это нужно, чтобы не сесть на три года, в чем проблема-то, что ты так кипятишься?

В: Да, наверное, так. И Стин мне говорит, что эти три года они мне практически не смогут припаять. Нельзя, мол, дать тебе три года, если проблемы больше нет.

Эта была единственная причина, по которой он извинился, хотя и крайне неохотно. Его это совершенно не радовало, но оно того стоило. Стин считал, что они не смогут упрятать его на оставшиеся три года, так что Вим мог не думать об этом до поры до времени.

Когда эти события улеглись, на первый план вновь вышла тема прав на экранизацию: пора бы ему было уже и получить свою долю.

Соня должна передать Виму 50 процентов своей доли в правах на экранизацию. Посчитав, что я на его стороне и меня можно задействовать в его схеме вымогательства, он послал меня к ней сообщить об этом.

Я сказала ему, что Соня не собирается давать ему 50 процентов. Об этом мы договорились с Соней заранее. Мы обе понимали, что такой ответ его не устроит, и его агрессивность возрастет вместе с риском для Сони. Тем не менее мы хотели получить еще один шанс сделать запись, подкрепляющую наши показания.

В обычной ситуации мы не посмели бы вызвать его гнев и немедленно согласились бы на все его требования, но теперь мы хотели ускорить запущенный нами процесс, чтобы его осудили за Кора. При содействии Департамента юстиции или в отсутствие такового.

Мы решили записать достаточное количество материала, чтобы в случае, если Департамент юстиции будет продолжать бездействовать, можно было отдать его Питеру да Вриесу или Джону ван ден Хейвелу. Тогда компромат попадет в СМИ, и это заставит следствие пошевеливаться.

А: Я поговорила об этом с Соней. Она сказала: «Считаю, что у ребят тоже есть права, у детей Кора».

В: Дело ее, но меньше чем 25 процентов я не возьму. Пусть она со своими деньгами делает, что хочет, а я со своими. Хочет отдать их детям — пожалуйста, чего со мной-то торговаться по этому поводу.

А: Понятно, но она-то говорит — по 12,5 процента на каждого. На четверых, вместе с детьми.

В: Может, вообще на восемь поделить? Давайте еще и Майеру с Беллаардом чего-то выделим. Ладно, Ас, я не согласен на 12,5 процента, на этом все. И никакого фильма в этом случае тоже не будет. Я со всем этим заканчиваю, а у Боксера появляются проблемы, потому что меня так не устраивает. Слушай, понятно же — на меня и так все это говно вылили, и еще три года на мне висят.

А: Ну да.

В: И все из-за нее. Пусть радуется, что я согласен на двадцать пять, а не на пятьдесят. Достала.

А: Я считаю, вам двоим следует договориться.

В: Я же ей уже все сказал, нет?

А: Хм.

В: Яснее некуда, а она там пусть считает, мне по фиг. Ее расчеты — не ко мне. Могу посчитать за нее, один хрен, результат будет тот же. Скажет: «Я так не хочу» — тоже нормально. Увидишь, что я с ней сделаю. Просто станет следующей на очереди, мне без разницы, понятно? Она — не она, мне все равно.

А: Нет.

В: Асси, слушай меня внимательно. Я все сказал. Лавку закрыли, больше не торгуемся. Они и так все время заставляют меня кланяться и приседать, когда я не хочу. Ладно, все нормально, но хорош уже торговаться-то, не надо меня злить. Кто меня злит, с теми я ссорюсь. И она получит настоящую ссору. У нее будут со мной проблемы. И вот что, Асси, я уже ничего менять не буду, а на Ричи мне плевать. Понимаешь, Ричи и Фрэн толком ко мне и на свиданки-то не приходили, от силы пару раз были. Ричи какой-то, Фрэн какая-то — они мне никто. На машинах катаются, живут — горя не знают. Ладно, как хотят. Денег у меня не будет — они свое получат. Поговорю еще с Питером, посмотрим, чего будет. Куда пойдет. Скажешь Соне…

А: Я сегодня с Соней не встречусь.

В: Да и не надо. Все равно ей со мной не торговаться. Я все сказал, а если будет меня и дальше бесить, я сделаю так, что ей вообще ничего не достанется. Поделим все на троих с Майером с Беллаардом, и с концами. Она права не имеет. Они на тачках рассекают, Асси! Во живут, я валяюсь! Понимаешь? Астрид, послушай…

А: Нет, Вим, Соня тебя всегда навещала.

В: Ладно, но я тебе скажу так: вот я не могу зайти к Фрэн, когда она родила, а все эти марокканцы об этом знают, и все к ней ходят, и все остальные у нее были, а я, видите ли — потом, когда она отдохнет. Это оскорбление.

А: Хм.

В: Понимаешь? Унижают меня, как хотят. Вот я им и устрою, заберу у них на хер все, а не понравится — сами захотели («пистолетный» жест). Все ведь очень просто.

А: Нет, не просто. Ты же о семье своей говоришь, понимаешь?

В: Ас, мне теперь уже по фиг. Слушай, не позволю я своей семье постоянно меня иметь, ясно? Да, все про деньги, потому что у нее хватает наглости требовать денег, она хочет бортануть меня с этими 12,5 процентами, да какого хрена-то? Она ни на что прав не имеет, вообще ни на что.

Мы возвращаемся к Сандре — подружке, у которой Вим в основном живет. Там его тирады продолжаются.

— 25 процентов ей, 25 — мне, точка. Плевать я хотел на этих детей. Они никогда ничего для меня не делали.

Если она хочет отдать часть детям, а у самой ничего не остается, это ее проблема. Хочет поссориться из-за каких-то процентов — поссоримся.

Теперь дело уже не в деньгах. Срал я на деньги. Я за деньгами никогда не гнался. Это не про деньги вообще. Это про уважение и честность, а вот к таким вещам я очень серьезно подхожу.

Если я завелся, то все — обратной дороги не будет.

Сплошное издевательство. Они ставят себя выше меня.