Театр китового уса - Джоанна Куинн

Парисом для ее Елены: прекрасным похитителем прекрасных, опутанных сетями жен. Лучше было не спрашивать, откуда взялась ее привязанность или чего она хотела. Лучше было не вглядываться слишком уж пристально.

После свадьбы – сдержанной лондонской церемонии, спешно проведенной ради возможности заявить, будто Дигби (удачно маленький августовский ребенок) родился раньше срока, – он обнаружил, что его взгляд на нее снова изменился. Она будто слилась с самим Чилкомбом, как краб-отшельник, так что, когда он думал о ней, она была частью дома и всех его ожиданий. Был Чилкомб, и была Розалинда в нем, желающая каких-то вещей, беспокоящаяся об обстановке. Как она спешила приветствовать его с заботой и вопросами, выискивая пальцами плоть на его талии, нажимая, разминая и поднимаясь на цыпочках, так что он чувствовал, как впиваются ее ногти. Полоска крошечных улыбчивых укусов.

Казалось нереальным, что она стала его женой. Чем-то несущественным. Тот факт, что он на ней женат, вдруг всплывал в голове во время турбулентных полетов, когда слабая вероятность собственной смерти вставала перед глазами; но редко до и никогда после. Даже тогда он помнил об этом как о чем-то далеком, ах да, будто когда-то виденном на отдыхе – водопаде, страусе.

Так он и вернулся в Дорсет владельцем Чилкомба, мужем, отцом и хозяином поместья. Он поставил «Мэй» в поле. Снял летный шлем и очки. И прошел петляющей тропинкой вдоль обрыва, обратно к своим обязательствам.

Жарким августовским вечером 1928 года он думает, что стоящий летний день в Англии отчасти искупает ее привычную удручающую погоду. Длинная трава шепчет и сдвигается. Шмель жужжит рядом с ухом.

Выступая на лужайку, он снова видит подготовку к театральной постановке. Двери в Чилкомбе широко распахнуты, Блайз и Бетти с хвостиком в виде крепкого сынишки следят за перемещением мебели, пока Моди борется с коробкой цветочных украшений. Несколько грачей клюют траву, но они взлетают при приближении Уиллоуби, резко взмывая в воздух с деловитым звуком, будто отряхивают дорогой костюм.

Дигби в чем-то желтом и полупрозрачном прыжками несется через лужайку к отцу. За ним следует босая и в светло-вишневом шелковом вечернем платье Миртл, размахивающая коктейльным бокалом, и Кристабель с огромными цимбалами.

– Уиллоуби Сигрейв, брат-беглец, – говорит Миртл, – мы гадали, успеешь ли ты вовремя.

– Я обещал Кристабель, что буду на репетиции, и вот он я, – отвечает он. – Кому-то, возможно, придется напомнить мне, какую роль я играю.

– Ты Антонио, – говорит Кристабель.

– Мы ставим «Бурю» одного товарища по имени Уильям Шекспир, – сообщает Миртл, кружась по лужайке. – Полагаю, ты слышал о нем.

– Всегда держу при себе томик его свежих сочинений, – говорит Уиллоуби. – Не буду спрашивать про цимбалы, поскольку не хочу давать никому повода ими воспользоваться, но хотелось бы знать, почему мой сын одет в колготки.

– Я Ариэль, папа, – говорит Дигби. – Шутливый дух.

– Нельзя давать девочкам наряжать тебя как куклу, Дигби, – говорит Уиллоуби.

– Я сам выбрал костюм, – говорит Дигби.

– Мы можем поторопиться? Пожалуйста, – говорит Кристабель, пускаясь в путь по тропинке между деревьев.

Уиллоуби предлагает Миртл локоть – «Идем?» – и они следуют за детьми.

– Ну и костюм на тебе, Уиллоуби. Это кожаная летная куртка? – говорит Миртл, дружелюбно налетая от ствола дерева по мере продвижения через лес. – Пожалуйста, не проси меня пересказать «Бурю». Я и сама не очень внимательно слушала.

– Кажется, в ней есть волшебник, – отвечает Уиллоуби. Кристабель быстро вышагивает далеко впереди. Дигби пропал из вида.

– Просперо. Он заточен на острове. Это Тарас, – говорит Миртл, передавая бокал Уиллоуби, чтобы он мог сделать глоток. – О, есть еще брат-узурпатор, не помню, как его.

– Старая история.

– Еще есть пьяный комический персонаж. А это уже моя роль. – Миртл искусно кланяется, отчего ее халат распахивается, обнажая голую кожу под ним.

Уиллоуби кидает на ее качающиеся груди благодушный взгляд, каким мог бы оценить детские рисунки.

– Миртл, старушка, ты открываешь мне потрясающее зрелище.

– Не рассказывай жене. Она вышвырнет меня из дома.

Дигби появляется из-за дерева.

– Кого вышвыривают из дома?

– Никого, – говорит Уиллоуби. – Дигби, когда тебе в последний раз подстригали волосы? С лохмами и в колготах уже перебор. Тебе нужно будет привести себя в порядок перед школой, иначе тебя съедят заживо.

– Что значит перебор? – говорит Дигби.

– Ну знаешь, – говорит Уиллоуби. – Чрезмерно. Кричаще.

– Перебор! – громко восклицает Дигби. Его голос отражается от деревьев.

– Клянусь, Дигби, ты первый человек, сказавший в этих лесах что-то громкое, – говорит Миртл.

– Мне нравится быть громким, а вам? – говорит он, а затем бежит за Кристабель и хватает ее за руку.

– Тебе не нужно больше держать Кристабель за руку, – кричит вслед Уиллоуби. – Ты не ребенок. – Он кидает взгляд на Миртл и добавляет: – Мать меня вдрызг избаловала. Я не позволю Розалинде так поступать с ними. Скажи-ка, Перри здесь?

– В отличие от тебя, Перегрин никогда не опаздывает, – говорит Миртл. – Обычно он предпочитает появляться до того, как заметишь его присутствие.

– Он назвал бы это разведкой.

– Даже на ужине в «Беркли»? – говорит Миртл.

– Полковник Дрейк всегда при исполнении, Миртл. Ты не могла не заметить.

Миртл поворачивается к нему.

– И почему полковник Дрейк всегда при исполнении? Сейчас нет войны.

– Всегда где-то идет война, дорогая. Что теперь, Дигби?

– Папа, я спросил Кристабель о моей прическе, и она сказала, что у многих храбрых воинов были длинные волосы.

– Кристабель, Дигби нужно подстричь, и это решено, – громко говорит Уиллоуби. – Никто не едет в школу-интернат с длинными волосами. Никто из тех, кто хочет выжить.

Кристабель останавливается на тропинке и разворачивается. Цимбалы она держит по бокам, будто золотые колеса колесницы.

– Я думала, только женщины беспокоятся о волосах.

– В школе есть правила, – говорит Уиллоуби. – Дигби не должен отличаться от остальных.

– Говорит человек, прибывший на собственном самолете, – говорит Миртл, прихлебывая из бокала.

– Значит, у Дигби должна быть такая же прическа, как у всех остальных мальчиков, иначе его накажут, – говорит Кристабель. – Дурацкое правило.

– Не я их придумал, дорогая, – говорит Уиллоуби.

– Но ты следуешь им, – говорит Кристабель, – и заставляешь Дигби им следовать, а если бы я пошла в школу, и меня бы заставил, вот только мне не разрешено идти в школу, и это тоже дурость.

Кристабель отворачивается и снова ведет их через лес по травянистой дорожке к коттеджу.

– Кристабель, – начинает Уиллоуби, – это всего лишь одна из неизбежных вещей, я… боже правый, что это, черт возьми, такое?

Сцена у домика снова изменилась. Место для представления теперь окружено профессиональным сценическим освещением, заказанным Розалиндой, а перед ним стоят ряды новых складных стульев. Но в центре сцены находится самое удивительное изменение: