Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

– Да Йонте тот ещё идиот, – непроизвольно фыркнул Фёдор. Так, словно в поезде это было общеизвестно.

Флинн взвилась.

– Значит, ты его всё-таки знал! – воскликнула она. Её взгляд опять перескочил на томик «Анны Карениной», наклейка на обложке которого выдала ей всё то, о чём Фёдор хранил железное молчание: что он появился на борту Всемирного экспресса в одно время с Йонте и в одно время с Йонте делал покупки у «Тимоти и Никс» в Уппсале. Их пути должны были пересечься! Флинн кипела от ярости. – Ты мне врал!

Фёдор выглядел как жулик, пойманный с поличным.

– Я молчал о Йонте только потому, что не хотел тебя расстраивать, – заверил он.

Флинн совершенно не представляла, что Фёдор имеет в виду, но его слова показались ей самой большой глупостью, какую она когда-либо слышала.

– Я сама решаю, что меня расстраивает, а что нет, – пояснила она и, встав, протопала несколько шагов вдоль стеллажей.

Фёдор удручённо хмыкнул.

– Здесь, в поезде, все знали Йонте! – воскликнул он ей вслед. – Йонте был одним из северных енотов. А тебе наверняка известно, что это за фрукты. – На случай, если Флинн этого не знает, он добавил: – Они высокомерные идиоты. Все как один, без исключения.

Флинн задохнулась. Хотя северные еноты и правда высокомерные, но уж Йонте точно не такой! Флинн помнила все мгновения в Брошенпустеле, когда её сводный брат проявлял себя как самый благородный, храбрый и весёлый мальчишка, какого она только могла себе представить.

– Ты опять врёшь! – бушевала Флинн. Она с трудом подавила желание топнуть ногой как маленькая. Разочарование и страх распаляли её, приводили в ярость и отчаяние, не давали дышать.

Для Фёдора это, казалось, было слишком.

– Ну правда, Флинн, то, что я знаю, кем был Йонте, никак не поможет нам в его поисках, – попытался он спасти ситуацию. – Его действительно все знали. Но хорошо его знали только северные еноты. – В его глазах сверкнуло отчаяние, словно он догадывался, что эта ссора не была такой безобидной, какие обычно часто случались между ними.

– Ты лгун, – это всё, что в ответ пришло Флинн в голову. Слова ощущались мучительными и солёными на вкус от с трудом сдерживаемых слёз. Она не собиралась сейчас плакать – только не на глазах у Фёдора. Икая, часто моргая и чувствуя, как от ярости пылают щёки, она самой себе казалась нелепой.

– Что здесь происходит?

Резко обернувшись, Флинн увидела, как с глухим стуком захлопнулась серебристая дверь в будку паровоза и в складской вагон вошёл Даниэль. Прищурившись, он всматривался в темноту. У Флинн как раз хватило времени, чтобы вытереть нос рукавом пижамы, и тут он её заметил:

– Что ты здесь делаешь?

Стараясь, чтобы голос не дрожал, Флинн сказала:

– Мне нужно с тобой поговорить. Вчера ночью Якуб постучал ко мне в купе, потому что испугался какого-то монстра под своей кроватью. – Она закатила глаза, не успев осознать, как это неуместно, и тихо прибавила: – Ты связался с центральным бюро?

Долгих несколько секунд Даниэль смотрел на Флинн, словно спрашивая себя, кто она вообще такая. Флинн ожидала, что он будет измождённый, с посеревшим от дыма и забот лицом. Однако вместо этого утреннее возбуждение придало его взгляду бодрость, а лицу – гладкость. Флинн озадаченно разглядывала его. Ей даже показалось, что за последние дни Даниэль помолодел. Как странно!

– С нами связалась по рации некая Инга Нахтигаль, – сказал Даниэль. Он произнёс это имя как-то отчуждённо, словно никогда прежде его не слышал.

– Звонила моя мама? – не веря своим ушам, спросила Флинн. Она не представляла, зачем матери это понадобилось. Та ведь даже не ответила на её письмо!

– Радио не телефон, – ворчливо поправил Фёдор.

Флинн не обратила на его слова никакого внимания.

– Что она сказала? – спросила она хриплым от волнения голосом. Она не могла этого выразить, но в душе ощутила что-то тёплое, живое и родное, словно свернулась клубочком в застеленной свежим сине-зелёным бельём постели.

Написать письмо не составляло большого труда. Но чтобы связаться с Флинн по радио, матери нужно было на автобусе поехать в город, а там найти место, где кто-то позволил бы ей воспользоваться рацией. То, что мать предприняла такие усилия, только чтобы пообщаться с Флинн, потрясало и вселяло надежду. Может, теперь, когда Флинн вышла на след Йонте, всё будет хорошо. Может, маме стало легче…

– Она хочет поговорить с тобой, – сказал Даниэль. Он со вздохом провёл рукой по взлохмаченным волосам, словно не совсем понимая, стоит ли удовлетворять эту просьбу. Он всматривался в лицо Флинн, и она чувствовала, как оно горит от волнения. Наконец Даниэль пожал плечами. – Только поторопись. Я хочу сделать в столовой объявление.

Флинн поспешно кивнула. Даниэль вновь подошёл к серебристой двери, ведущей к паровозу. На металлической поверхности рельефом выступали три железных зверя: тигр, заяц и круглая птичка-бекас.

Растопырив пальцы, Даниэль положил ладонь на выгравированный в центре павлиний хвост. По хвосту тут же побежали светящиеся прожилки, и Флинн увидела, как по вырезанным в двери линиям растекается свет. Три железных зверя повернули головы в сторону Даниэля, раздался металлический щелчок, и дверь с треском распахнулась.

Огонь и лёд, покой и буря волной древней магии захлестнули Флинн. Подавив тяжёлый ком в горле, она сжала кулаки и зашла в самое сердце Всемирного экспресса.

Даниэль за ней не пошёл. Выходя в узкий тамбур и протискиваясь оттуда мимо широкого тендера с углём, Флинн ощущала затылком его взгляд. Этот металлический вагон снабжал паровоз углём – и в то же время преграждал доступ к нему. Зябко поёживаясь, Флинн ухватилась за холодные металлические поручни и ступила на узкие ступеньки, идущие снаружи вдоль тендера. Она радовалась, что поезд стоит, потому что и без дорожной тряски можно было легко поскользнуться и свалиться на насыпь, где волнами громоздился мокрый снег.

Флинн обжигал холодный зимний воздух. Кряхтя от напряжения, она вцепилась в последний поручень. Влажные от пота руки неприятно покалывало. А вдруг Фёдор всё-таки прав? Для конца сентября вокруг навалило поразительно много снега…

Едва Флинн добралась до старого, покрытого копотью паровоза, как в нём открылась маленькая дверь. Войдя в узкое тёмное помещение, Флинн вздрогнула. Она знала, как закопчён, обшарпан и промаслен паровоз снаружи, но изнутри он выглядел прямо-таки устрашающе. Раскалённые угли со свистом выталкивали искры в маленькое наполненное дымом и механическим рёвом помещение, где было черно как ночью. Ей показалось, что её со всеми потрохами проглотило какое-то железное чудище.