Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

– Эй, мадемуазель, вот это встреча! – пробился сквозь копоть и грохот чей-то голос.

Прищурившись, Флинн увидела стройного светловолосого человека, от сапог и перчаток до кепки покрытого угольной пылью. Через секунду Флинн узнала Генри, первого машиниста. Несмотря на волнение, она постаралась ответить на его улыбку.

– И чему тут так по-идиотски скалиться?

Улыбка застыла у Флинн на губах. Из-за спины Генри, громыхая тяжёлыми сапогами, выступил Дарсоу. Подобно мрачному исполину он, скрестив руки на груди, сплюнул на пол под ноги Флинн.

– Ну, это уж слишком! – призывая его к порядку, воскликнул Генри. – Не будем забывать о хороших манерах!

«Чтобы не забывать о хороших манерах, для начала их нужно иметь», – в ярости подумала Флинн. О брате Даниэля она знала две вещи: он работает вторым машинистом и терпеть её не может. Сейчас это снова проявилось со всей очевидностью – он буравил её взглядом тёмных глаз, искрившихся ненавистью.

– Из-за твоей матери мы не можем наладить контакт с центральным бюро Всемирного экспресса, – наехал он на Флинн. – Она блокирует связь! – И словно в этом была виновата Флинн, он грубо схватил её за руку и поволок в левый угол.

Споткнувшись о стоящий там у стены короб, Флинн стукнулась о него головой.

– Ай!

Короб был сделан из когда-то блестящего, но от огня и грязи ставшего матовым золота. Он гудел, словно созданный по магической технологии.

Потирая ноющий затылок, Флинн украдкой рассматривала короб. Он выглядел так, как, по её представлению, должны были выглядеть телефоны восемнадцатого века – если бы тогда они уже существовали: массивный, странный и немного с магией.

– Ты вообще думаешь, что важнее?! – накинулся на неё Дарсоу. – Исчезнувший павлин – или утренняя болтовня за чашкой кофе?! – Его мощная туша приблизилась настолько, что Флинн чувствовала себя зажатой между ненавистью Дарсоу и чёрными стенами паровоза. Она казалась себе мышью в мышеловке, маленькой и бессильной.

– Скажи своей матери, чтобы освободила линию! – пролаял Дарсоу, словно Флинн так ничего и не поняла. Он сунул ей в руку металлический наушник в форме жестяной консервной банки, соединённый с допотопным радиотелефоном.

Приложив его к уху как можно плотнее, Флинн прижалась к стене рядом с золотым коробом, чтобы не загораживать проход Дарсоу и Генри. Оба машиниста изучали её испытующим взглядом.

– Алло? – тихо позвала Флинн. Ей бы не хотелось, чтобы Дарсоу присутствовал при её разговоре с матерью, но попросить его выйти из паровозной будки казалось ей опасным для жизни. Несколько секунд она вслушивалась в доносящиеся до неё шорохи, треск и молчаливое негодование, а затем внезапно раздался искажённый голос:

– Это кто там опять? Я хочу говорить с моей дочерью, снобы закомплексованные!

Флинн потребовалось время, чтобы за помехами и треском узнать голос матери.

– Это я, мам, – быстро проговорила она. Несмотря на гнев в голосе матери, она чувствовала, как в душе у неё вспыхивает что-то тёплое. Мать действительно хотела поговорить с ней! Повисла пауза, и во взглядах Генри и Дарсоу Флинн ощущала немое любопытство и ожидание. Мечтая исчезнуть в копоти как одна из искр, она ещё сильнее вжалась в стену. – Мам?

– Ах, как интересно! – пробился из наушника голос матери. – Наконец-то после недельного молчания я слышу свою дочь!

Флинн зажмурилась, защищаясь от пыли, дыма и упрёков.

– До тебя не дошло моё письмо? Я тебе и открытку написала, – поспешила сказать она и боковым зрением заметила, как Дарсоу закатил глаза. Она почувствовала себя крошечной-прекрошечной в слишком большом для неё мире.

– Да, и, похоже, это всё, что я сейчас могу получить от своих детей! – выкрикнула мать так внезапно, что Флинн показалось, будто из наушника подул ветер. – Открытка с любительскими стишками и ещё одна с сомнительным оптимизмом! Большое спасибо!

Флинн в испуге кусала губы. Ей ни на секунду не пришло в голову, что, вероятно, не слишком тактично посылать матери что-то так сильно напоминающее об исчезновении Йонте. Больше всего ей хотелось стукнуться головой о светящийся распределительный щит – такой глупой она себя ощущала.

– Но у меня действительно появилась надежда, – попыталась Флинн спасти положение. Лишь произнеся эти слова, она поняла, что всё ложь. В течение нескольких дней она не находила никаких новых следов Йонте. Северные еноты не желали говорить с ней, а теперь ещё и Фёдор утверждает, что Йонте идиот. – Следы Йонте повсюду… – слабым голосом прибавила она. На ум пришёл совет Касима спросить мать о девизе Йонте. «Смелей вперёд, ничего не страшись!» – эхом отдалось у неё в голове. Выпрямив спину, она решилась попытаться: – Йонте знал школьный гимн Всемирного экспресса. Ещё до того, как сел в поезд. Свой девиз он взял из него – ты это знала?

Мать оставила её слова без внимания.

– Ты написала, что в этом дурацком поезде его нет! – Искажённый помехами, её ледяной голос походил на ландшафт, который Флинн видела в лобовое стекло паровоза. – Так где же он тогда? Не смей мне врать!

Флинн набрала в лёгкие побольше воздуха, в одночасье поняв, что миссис Штейнман права: её мать больна. Исчезнув, Йонте забрал с собой всё: радость матери, её чувства, её живость.

«Она думает, что единственный путь – это так и жить дальше», – подумала Флинн. Внезапно в ней вскипела неукротимая ярость. Как же Йонте мог с ними так поступить?! Все эти чудовищно пустые дни в Брошенпустеле! Почему мать покорилась судьбе?!

Словно нуждающаяся в помощи раненая, Флинн оглядывала паровоз, сосредотачиваясь на каждой детали. Мерцающие искры, горячим роем оседающие на пижаму и лицо. Копоть, ложащаяся на волосы и придающая им дополнительную плотность. Бесшумный металлический пол, содрогающийся под её ногами от каждого шага Дарсоу. Карканье ворон, взгляды машинистов украдкой. Мигание и посвистывание приборов.

«Запомни всё это, – мысленно сказала себе Флинн. – Ты здесь, и всё это настоящее». Брошенпустель в прошлом, и мать ничего не в силах изменить.

– Это правда, – наконец твёрдо сказала Флинн. – Йонте в поезде нет. Но он знал школьный гимн. Школьный гимн, мама! Должно быть, кто-то ему о нём рассказал… – Она помолчала, потому что не была уверена, что мать на другом конце провода ещё ждёт её слов, но та вдруг резко прервала её:

– Значит, его действительно нет в этом поезде? Да ты же врёшь! Может, ты ещё обвинишь меня в том, что я прячу его в доме под ковром?!

Из наушника её обдало таким мощным порывом ветра, что она отодвинула его подальше от уха. Болезнь это или нет – но дело, на её взгляд, зашло слишком далеко.

– Я найду Йонте, – пообещала она так спокойно, как только могла. Губы у неё онемели в попытке подавить разочарование. Неужели мать позвонила лишь для того, чтобы упрекать её?

– Да, это ты так думаешь! – воскликнула мать, и Флинн услышала, как что-то разбилось. На заднем плане раздался недовольный мужской голос, но Инга не позволила сбить себя с мысли. – Ты точно так же наивна, как твой отец! Он тебе тоже всего наобещал?