Потерянные годы - Томас Арчибальт Баррон

– Это зловещие события в стране заставили ее уехать? Или было что-то еще?

Старик как-то странно посмотрел на меня.

– Твои подозрения верны. Было кое-что еще.

– Что?

– Ты, мой мальчик.

Я нахмурился.

– Не понимаю.

– Позволь мне объяснить. Ты слышал о греческом острове Делос?

– Там родился бог Аполлон. Но какое отношение это имеет ко мне?

– Это еще одно «промежуточное место», одновременно реальное и священное. Вот почему древние греки не позволяли женщинам производить на свет детей на этом острове. Они не хотели, чтобы простой смертный мог называть своей родиной место, принадлежащее богам. Они убивали или отправляли в изгнание любого человека, имевшего глупость нарушить запрет.

– Я по-прежнему не понимаю, при чем тут я.

В этот момент Шим необыкновенно громко рыгнул – такого звука трудно было ожидать от миниатюрного существа. Но маленький великан, казалось, не замечал нашего изумления – он вообще забыл о нашем присутствии. Он лишь похлопал себя по животу и вернулся к серьезному исследованию горшка со свежим клеверным медом.

Кустистые брови Каирпре слегка приподнялись, затем лицо его снова приняло серьезное выражение.

– Точно так же, как и на Делосе, на острове Финкайра строго запрещено рожать детей, в жилах которых течет кровь смертных. Эта страна не принадлежит ни к миру смертных, ни к Миру Иному, хотя и является мостом, соединяющим их. Сюда могут приходить гости из обоих миров, и иногда они остаются на долгие годы. Но они не имеют права называть это место своей родиной.

Я придвинулся ближе к старику.

– Я приплыл сюда в поисках своего настоящего дома. Помоги мне понять вот что. Если моя мать вынуждена была покинуть Финкайру для того, чтобы родить меня, куда она отправилась? Ты знаешь, где я появился на свет?

– Знаю, – мрачно ответил поэт. – Отнюдь не там, где следовало.

Взгляд его сказал мне все.

– Это означает, что мне угрожает опасность?

– Гораздо более серьезная, чем ты думаешь.

– Но как же это могло произойти? Ты сказал, что это запрещено.

– Я могу объяснить, как все было, но не могу сказать, почему так случилось. – Каирпре почесал макушку. – А произошло вот что. Твои родители, которым был известен древний закон Финкайры, понимали, что Элен должна уехать в другую страну, чтобы ты родился там. Но они понимали также, что никто, отплывая от нашего острова, не может быть уверен в том, что вернется. Как тебе прекрасно известно, врата в наш мир – странная вещь. Иногда они открыты, иногда – нет. Многие люди, покинувшие Финкайру, отчаянно желали вернуться сюда, но находили на ее месте лишь облачко тумана над водой. Другие нашли смерть во время бури. Не знают люди ничего о море, и одиночество грозит нам на просторе.

Он покачал головой.

– Твои отец и мать любили друг друга слишком сильно и не хотели расставаться. Если бы Туата не приказал сыну остаться, я думаю, тот отправился бы вместе с женой. Более того, мне кажется, Элен предчувствовала беду и не хотела покидать твоего отца. Поэтому они до последнего откладывали расставание. Слишком поздно собралась твоя мать уезжать – тебе предстояло родиться через пару недель.

Я ощутил какое-то тепло в груди и посмотрел вниз. Сквозь тунику просвечивал Галатор – он испускал слабый свет, образуя зеленый круг у моего сердца. Я быстро прикрыл камень рукой, надеясь, что Каирпре ничего не заметит и не прервет своего повествования.

– Вскоре после ее отплытия разразилась ужасная буря. Немногие моряки со времен Одиссея оставались в живых после шторма, подобного этому. Корабль был потрепан, он почти шел ко дну, и они вынуждены были повернуть обратно, к берегу. В ту самую ночь, среди обломков кораблекрушения, Элен произвела тебя на свет. – Он помолчал, задумавшись о чем-то. – И она назвала ребенка Эмрисом, это кельтское имя, распространенное у нее на родине.

– Значит, это мое настоящее имя?

– Не обязательно! Твое настоящее имя, возможно, совсем не то, что тебе дали при рождении.

Я понимающе кивнул.

– Мне всегда казалось, что имя Эмрис мне не подходит. Но как мне найти настоящее?

Взгляд глубоко посаженных глаз поэта был устремлен на меня.

– Жизнь покажет.

– Ничего не понимаю.

– Если тебе будет сопутствовать удача, со временем ты это поймешь.

– Ну хорошо; мое настоящее имя неизвестно, но теперь я хотя бы знаю, что Финкайра – мой дом.

Каирпре покачал седой головой.

– Это так, и в то же время не так.

– Но ты же сказал, что я родился здесь!

– Твой дом – не обязательно то место, где ты родился.

Меня охватило раздражение, и я вытащил из-за ворота туники Галатор. Слабо светившийся камень загорелся в свете очага.

– Она дала мне вот это! Разве это не доказывает, что мой дом здесь?

Глаза Каирпре, похожие на озера, вновь наполнились печалью.

– Родина Галатора здесь, это верно. Но здесь твоя родина или нет, я не знаю.

Я сердито воскликнул:

– А если я разрушу замок, уничтожу короля и всю его армию, тогда ты скажешь, что Финкайра – мой дом?

– Возможно, скажу в один прекрасный день, – спокойно ответил поэт. – Если ты это совершишь.

Несмотря на слова, что-то в его голосе успокоило меня. Я сунул подвеску обратно под тунику. Боль в спине вернулась, и я вытянул руки в стороны, чтобы облегчить ее.

Каирпре с понимающим видом посмотрел на меня.

– Значит, и тебе знакома эта боль. В этом смысле ты определенно сын Финкайры.

– Боль в спине? Но какое это имеет отношение к Финкайре?

– Самое непосредственное отношение. – И, заметив на моем лице недоумение, он снова устроился поудобнее на своем табурете, обхватил руками колени и начал рассказ.

– Давным-давно, в незапамятные времена, люди Финкайры ходили по этой земле, как и сейчас. Однако они могли делать кое-что еще. Они умели летать.

Я в изумлении выпучил глаза.

– Да, им была дарована способность летать. Древняя легенда гласит, что у них были прекрасные белые крылья, растущие между лопатками. Так что они могли парить рядом с орлами, летать среди облаков. Их крылья белоснежные несли к небесному эфиру, прочь с земли. Они могли подниматься высоко над островом, могли долетать до соседних земель.

На миг мне стала понятна радость злобного сокола, который проделывал круги в воздухе, прежде чем усесться на мое плечо. Несчастье наслаждался полетом! Мне ужасно не хватало его – не меньше, чем Рии.

Я грустно улыбнулся поэту.