Я бы тебя не загадала - Алекс Хилл

– Ага, – отвечаю, разглаживая невидимые складки на теплой толстой ткани.

Не успеваю ничего сделать или возразить, как Никита кладет голову мне на колени и вытягивает ноги поверх подлокотника:

– Вот так лучше.

– Эй! Я тебе не подушка!

– Не визжи, малышка. Лучше расскажи, откуда ты знаешь Володю? Если я правильно понял, вы были знакомы еще до того, как он начал встречаться с твоей тупой подружкой.

– Не говори о ней так.

– Она встречается с Володей, Ань. Она тупая. Это факт.

Он прав, но… Я хорошо знаю, как искусно Володя может лить в уши. Если бы я могла рассказать Вике правду…

– А ты сам откуда его знаешь?

– Мы в одной школе учились, но друзьями никогда не были.

Спину прошибает холодный пот. Это значит, что Никита может знать и… Сергея? Надеюсь, даже если это так, то он и с ним не дружил. Очень надеюсь.

– Аня-я-я… – нетерпеливо зовет Ник, щипая меня за ногу.

– Мы с ним пересекались пару раз… – пытаюсь контролировать дрожь в голосе. – Ничего интересного. Он большой гандон. Это все, что я могу сказать.

– Он тебя обидел?

Тяжело сглатываю. Вот же черт! Почему Никита бьет вопросами всегда так точно. Ему нельзя знать. Никому нельзя. Все рухнет. Он после такого даже смотреть на меня не захочет.

– Нет. Это жизнь его обидела, – пытаюсь отшутиться, а у самой внутри все трясется.

Хочу домой. Спрятаться. Убежать. Ничего не получится. Это все бессмысленно. Воспоминания безобразными монстрами выбираются из темных уголков и отправляются на поиски испуганной маленькой души, которую я так отчаянно и бережно прятала от них.

– Аня, у тебя были отношения?

Он что, решил добить меня?

– Нет.

– Совсем?

– Что за вопросы, Никит?

– А что с ними? Нормальные вопросы. Мы же общаемся. Я хочу знать.

– А у тебя они были? – спрашиваю от безысходности и молюсь, чтобы ему не понравилась эта тема и он ее свернул.

– Да, – спокойно отвечает Никита. – Хочешь послушать?

Хочу ли я послушать про его отношения? Да. Естественно, но… Никита мастер провокаций. И сейчас он очень наглядно это демонстрирует. Может быть я и дура, но не настолько.

– Я расскажу, если и ты расскажешь, – Никита продолжает расставлять ловушки, давя на мое любопытство.

– Мне нечего рассказывать.

Он тянет руку вверх и кладет ладонь мне на затылок, заставляя наклониться и посмотреть в глаза.

– Ты врешь, – рычит он, сковывая прямым и жестким взглядом.

– Нет, – выдавливаю я, все еще пытаясь сопротивляться.

– Почему не хочешь? Не доверяешь мне?

– Потому что мне действительно нечего рассказывать! – повторяю почти отчаянно.

Злость в темных глазах вспыхивает ярким пламенем. Вот и все… Спокойствие идет нахер. Сейчас он психанет и… Не знаю. Не знаю, чего от него ожидать.

Никита опускает руку и закрывает глаза. Тихо-тихо дышу, сдерживая предательские слезы. И снова это удушающее чувство, что он уже все знает, но зачем-то пытает меня. Может, это Вова? Он ему все рассказал? Догадка рассеивает панику, точно рассыпает крошечные бомбы по нервной системе.

– Я знаю, что ты встречалась с парнем по имени Сергей.

По щекам текут слезы, а в горле вырастает плантация кактусов. Только не это… Пожалуйста…

– Мы не встречались, – сбивчивым шепотом отвечаю я, понимая, что он вряд ли мне поверит.

Никита резко поднимается и разворачивается. Закрываю ладонями лицо, уже не в силах сдерживать горечь воспоминаний. Клим хватает мои запястья, пытаясь убрать преграду между нами.

– Почему ты врешь мне? – его слова покрыты наледью отвращения и злости.

– Это правда, – всхлипываю я. – Это не было отношениями. Не было…

Пытаюсь вывернуть руки, мотаю головой, чтобы спрятать все краски боли и сожалений.

– Что он сделал тебе?! Что?! – Никита не кричит, но уже близок к этому.

Он встряхивает меня, заставляя зажмуриться от страха.

– Ничего. Ничего. Ничего… – повторяю, как сумасшедшая.

Сердце бешено колотится, открывая старые раны. Тогда мне тоже было страшно, а потом… Потом больно. Неужели сейчас все повторится? Рыдания уже не помещаются в груди и вырываются наружу. Сжимаю соленые губы, кожа печет в тех местах, где смыкаются пальцы нового кошмара.

– Аня… – выдыхает Никита, ослабляя хватку. – Посмотри на меня.

Прижимая подбородок к груди, опускаю голову еще ниже.

– Посмотри на меня…

Его ладони на моих щеках, большие пальцы гладят кожу. Так нежно и бережно, словно извиняясь. Между нами звенит разрывающая душу тишина. Хватаюсь за край его футболки и сжимаю ее в ладонях так сильно, что сводит пальцы. Я хочу, чтобы он мне поверил. Чтобы не возненавидел и не осудил, но это нереально.

– Давай, малышка, подними голову, – просит Никита, помогая мне сделать это. – Скажи мне. Что произошло?

– Ты ведь уже знаешь.

– Если бы знал, то не спрашивал бы тебя. Расскажи.

Не могу. Не хочу. Это слишком…

Образ Никиты размывает новая порция слез. Как же я себя ненавижу.

– Ничего. Правда. Ничего. Я просто… Ничего не произошло! Я сама виновата. Сама! Ничего не было! – мои слова бессмысленны и рандомны.

Не понимаю, что пытаюсь объяснить, но по-другому не выходит. Хочу сказать все, но в тоже время ничего. Чтобы он понял. Чтобы отстал.

– Черт! – грубо выдает Никита, и на секунду прикрывает глаза, словно сдерживаясь от необдуманных действий.

Но когда передо мной снова появляются два бесконечно темных омута, вижу, как что-то ломается внутри, и это убивает. Наповал. Потому что знаю… Я не остановлю его. И не остановлюсь сама.

Никита смело и жестко приникает к моим губам. Это что-то невероятное. Порывистый поцелуй, точно ветер, который обжигает кожу холодом и, забивая легкие, не дает дышать.

Не понимаю, что делаю. Так больно и так хорошо одновременно. Слезы не останавливаются, продолжаю сжимать ткань футболки, отвечая на поцелуй и тем самым пытаясь спрятать ответы на вопросы. Прячу душу за широкой спиной боли.

Никита…

Он не принимает правила моей игры. Выдумывает свои. Вступает в схватку с моей болью. С жестоким бесстрашием и без раздумий. Вырывает с корнем, не оставляя даже следа.

И я уже не помню ничего. Растворяюсь в быстром полете времени и горящих страстью поцелуях. Порабощающих. Почти болезненных, но таких сладко-соленых, что невозможно противиться и оторваться. Ничего не чувствую, кроме теплого языка, пальцев на лице, скользящих вниз по шее, и того самого запаха, что теперь ассоциируется с новым периодом жизни.