Автопортрет неизвестного - Денис Драгунский

– Мечтал, – сказал Перегудов. – Один человек из спецчасти рассказал, что в Германии во время войны был один наш разведчик под видом власовца. Игорь Миклашевский, чемпион по боксу. Сын знаменитой артистки. Что он втерся в доверие к Гитлеру. И что он в сорок третьем году сообщил в Центр, что может убить Гитлера и Геринга. А Центр ему запретил.

– И в чем вопрос? – усмехнулся Сталин.

– Это правда или легенда?

– Это правда, товарищ Перегудов. Вы, конечно, спросите меня, почему Центр запретил убивать главного преступника мировой истории, изверга и мерзавца, врага СССР и всего прогрессивного человечества. А вот вы сами как думаете? – Сталин впился в него желтым взглядом и запыхтел трубкой.

– Я думаю, – сказал Перегудов. – Я думаю так. Думаю, что этот разведчик был не один. Что была большая сеть советских разведчиков. И что провал покушения вызвал бы провал всей советской разведки в Германии и не только.

– Да ну! – сказал Сталин. – Сеть! Полтора человека. Можно было бы рискнуть. Гитлера прикончить! Это же вообще мечта всего советского народа, всей нашей армии, всех союзников и всего мира… Ну, не буду вас больше мучить, товарищ Перегудов. Отвечаю. Если бы героический боксер товарищ Миклашевский убил Гитлера и заодно Геринга, то тут возможны два варианта. Первый: немцы заключают сепаратный мир с союзниками. В итоге мы получаем полный гарантированный жестокий разгром. Второй вариант – немцы не заключают сепаратный мир, а просто прекращают войну. В итоге мы не получаем страны народной демократии, то есть не получаем половину Европы. Какой вариант хуже? Оба хуже, товарищ Перегудов. Потому что во втором варианте мы получаем полный гарантированный мягкий разгром от западного мира в течение ближайших десяти лет. Вот и весь ответ.

Сталин выковырял золу из трубки и продолжал:

– Больше того скажу, товарищ Перегудов. Когда немецкий полковник Штауффенберг затеял убить Гитлера в сорок четвертом году, мы уже вместе с американскими товарищами дали ему по рукам. Потому что в декабре сорок третьего года мы с президентом Рузвельтом уже договорились: вам, американцам, доллар в качестве единственной мировой золотой валюты, а нам – Восточная Европа. Если бы этот дурак Штауффенберг убил Гитлера, то американцы не смогли бы провести конференцию в Бреттон-Вудсе с этими фальшивыми делегациями европейских стран, не смогли бы получить золотой мировой доллар. Сами посудите, товарищ Перегудов: какое в сорок четвертом году могло быть правительство у Польши? А у Чехословакии? У Бельгии, у Франции, у Голландии и так далее? Это были так называемые правительства в изгнании, чепуха какая-то. Хорошая американская выдумка. Но если Гитлера убивают, – Сталин говорил увлеченно, взмахивал погашенной трубкой, – то германская армия тут же капитулирует. В освобожденных от оккупации странах создаются национальные правительства, которые будут отстаивать национальные экономические интересы! И хрен бы американцам удалось протащить свой план золотого мирового доллара. А Советская армия не смогла бы войти в Европу, потому что как будто бы и незачем теперь – Германия-то капитулировала! Так что хрен бы мы получили прочный пояс дружественных стран народной демократии от Польши до Болгарии. Больше того, товарищ Перегудов! Если немцы по своей воле освободят половину Польши, то нам, получается, надо отдавать вторую половину, то есть Западную Украину и Западную Белоруссию? А также Литву, Латвию и Эстонию? Вот так фокус! Поэтому покушение на Гитлера было крайне несвоевременно! Раньше надо было думать, господин полковник Штауффенберг! В тридцать третьем году надо было думать, когда вы Гитлера себе выбирали. А теперь мы играем, а не вы! – Сталин снова вытащил из коробки две папиросы и в своей манере набил трубку. Закурил, перевел дух. – Вам интересно?

– Очень, товарищ Сталин.

– А теперь попробуем ответить вот на какой вопрос… Кстати говоря, вы воевали, товарищ Перегудов? Непосредственно на фронте?

– Воевал, товарищ Сталин.

– Тогда мне понятен ваш интерес к товарищу Миклашевскому и всей этой истории. Вы воевали, видели кровь и жертвы советских людей и вот думаете: как было бы хорошо, если бы война закончилась раньше! Тем более что была такая возможность. А товарищ Сталин вам объясняет, что нет, надо было воевать дальше, посылать, фигурально выражаясь, в жерло войны все новых и новых солдат – для чего? Для того, чтобы получить пояс стран народной демократии? Чтобы помочь американцам установить гегемонию их валюты в странах капитала? А не идут ли они к черту? Особенно по сравнению с жизнями советских людей? Загадка. – И он внимательно посмотрел на Перегудова. – Идут или не идут? А? Товарищ Перегудов?

– Мне трудно судить, товарищ Сталин, – сказал Перегудов, но вдруг вспомнил, что Сталин ждет самостоятельного суждения. – Хотя, товарищ Сталин, я бы так сказал: история не имеет обратного хода.

– Верно, – неожиданно легко согласился Сталин. – Так вот вопрос: за что мы воевали?

– За нашу честь и свободу, за нашу великую родину! – Перегудов процитировал надпись на мосту Победы на Ленинградском шоссе. – Ну и конечно, за жизнь и счастье советских людей!

– Честь – понятие классовое, скорее, феодальное, – меланхолически сказал Сталин. – Хотя вот была опера «Сельская честь» композитора Пьетро Масканьи. Но это к слову, это неважно. А что такое свобода? А также жизнь и счастье советских людей? Я вам по секрету скажу, товарищ Перегудов, между нами: если бы Гитлер победил, жизнь советских людей существенно бы не изменилась. Я ведь знаю, как советские люди жили при фашистской оккупации. Нормально жили, это приходится признать. Небогато, голодновато, но жили, работали, рожали детей и даже ходили в кино. Вот евреи, – тут Сталин оживился и снова зажег спичку над погасшей трубкой. – Вот евреи да, были обречены на уничтожение. Многие были уничтожены на временно оккупированных территориях. То есть почти все евреи, кого застали фашисты, были уничтожены. Если бы фашисты победили, они бы уничтожили всех советских евреев. А русские и все прочие нееврейские люди приспособились бы к немецкой власти. Как они приспособились к советской власти после революции. Как приспособились к Романовым, к Ивану Грозному, к монголо-татарам и так далее вглубь веков. Что же это получается? Получается, что советские люди сражались с Гитлером ради спасения евреев?

Перегудов опять почувствовал, что покрывается испариной, и был готов уже кивнуть, хотя понимал, что этот кивок мог дорого ему стоить. Но и возражать было страшно.

– Нет, конечно. Это не исторично – так рассуждать, – успокоил его Сталин. – Но скажите мне, что кричали бойцы в атаке?

– За родину, за Сталина! – радостно воскликнул Перегудов.

– Вот именно. И это не пустые слова. Потому что, кроме евреев, фашисты уничтожили бы лично товарища Сталина и всё Политбюро. Ну и весь ЦК ВКП(б) и Совнарком. А также президиум Верховного Совета. Впрочем, это почти те же самые лица. Так что советский народ воевал не столько за свою честь и свободу – потому что никто не знает, что это такое, я, например, не знаю, – сколько за жизнь товарища Сталина и его верных соратников. Человек двести общим числом.