Когда возвращается радуга. Книга 1 - Вероника Горбачева

И всё прошло бы гладко, без происшествий, и, может, повелитель протянул бы, наконец, заветный платок Марджине, если бы вдруг не случилось ужасное.

С верхней галереи послышался отчаянный кошачий мяв. И полетел, брошенный чьей-то злой и сильной рукой Кизил, отчаянно барахтающийся и извивающийся в полёте. Самое страшное, что полёт этот неминуемо должен был закончиться у самых ног султана, если только не на голове… Молниями взмахнули ятаганы в руках арапов, желающих не допустить этакого позора, ахнули девушки, зажимая рты, чтобы не завизжать при Повелителе… Взметнулась в прыжке чёрной пантерой Марджина, принимая на себя вес пушистого тельца и все шестнадцать когтей, заскрежетавших по тяжёлым кольцам литых браслетов, ничуть не легче свинцовых, которыми когда-то мучили Кекем…

Повелитель вскочил на ноги молниеносно.

— Кто? — спросил коротко и страшно.

А Ирис, позабыв обо всём на свете, уже неслась со всех ног к своему рыжему малышу… когда её жёстко перехватили в четыре чёрных руки, встряхнули как следует и швырнули ниц, прямо под ноги султану.

От резкого движения вперёд мальчишеский тюрбанчик, ничем не закреплённый, свалился с коротко стриженной рыжекудрой головы.

— Стоять, — успел рыкнуть Хромец, останавливая ятаганы. И жестом велел чернокожим податься назад. — Поднять. Быстро и с уважением.

Уж безусловно, он узнал эту солнечную головку. Странно только было увидеть её здесь, вблизи, а саму фею — в простеньком кафтанчике посыльного… Но именно для этого он сюда и явился — во всём разобраться.

— Это оттуда, мой господин, сверху! — кровожадно сверкнула глазами Марджина, не обращая внимания на капли крови, сочившиеся из щелей между браслетами, куда котёныш всё-таки сумел впиться когтями. Казалось, она не замечала боли. Кизил же на знакомых руках притих, успокаиваясь. — Позволь посмотреть, кто осмелился на такое!

— Тебе самой ни к чему, — сухо ответил султан. По его кивку двое евнухов, сейчас более похожих на янычар, ринулись к боковому входу, сразу за которым начиналась лестница к комнатам второго этажа. Хромец же меж тем, отвлёкшись от нубийки, сделал то, к чему давно стремился — заглянул, наконец, в глаза «фее». Зелёные, в жёлтую крапинку, обведённые тёмным ободком по радужке, полные ужаса, непонимания и… обречённости.

…Как пять лет назад, внезапно понял он, как и в тот миг, когда он увидел их впервые, обходя гаремный двор, пока его люди, расправившись с наследством сверженного племянника, отделяли «чистых» от «нечистых»… У него была поразительная зрительная память, у Тимура, Тамерлана, Великого Железного Хромца Второго, как иногда его называли… И сейчас он лишь убедился в своих подозрениях: нынче утром, в саду, он увидел «фею» не впервые. Они встречались и раньше.

— Капа-агасы ко мне, — приказал. — И Смотрительницу. И… ту, что прозывалась Гюнез, — добавил тяжело, не спуская глаз с бледного худого личика, с россыпью трогательных веснушек. Как когда-то, в день своего триумфа, взял девочку… впрочем, теперь уже девушку, за подбородок.

Вгляделся.

Хороша… Совсем не османская красота, более европейская. Потому и кажется многим здешним и впрямь дурнушкой. Рыжеватые брови в разлёт, глаза большие, чуть раскосые, кожа белоснежная, наверняка тронутая солнцем лишь на лице, а на теле… Он хорошо помнил мраморную белизну изящных крохотных ступней. Да и сейчас, благодаря тому, что тонкие ремешки сандалий оставляли ноги почти открытыми, мог убедиться в их безупречности. Тончайший стан, как талия у муравья, нежные холмики грудей, чуть обозначенные под кафтаном… Бутон, готовый распуститься. Да, его новый, но столь быстро потерянный друг оказался прав: она — совершенство… Он даже не обратил внимания на недостаток речи. Или забыл упомянуть, расписывая достоинства? Впрочем, не мешало бы уточнить…

— Не бойся, — сказал с напускной холодностью. — Все знают: султан справедлив и зря не казнит. Я вижу, что не виновата ни ты, ни твой зверь. — Покосился на Марджину, прижимающую к груди рыжего перепуганного зверёныша, ни разу в жизни ещё не летавшего. Встретившись с Повелителем взглядом, маленький кот, забыв о страхе, раздулся, зашипел и уставился на нового, как ему показалось, врага огромными глазищами, зелёными, как у хозяйки. Хромец усмехнулся.

Перевёл взгляд на…

— Как тебя зовут?

«Баязедово отродье», — чуть не сорвалось с языка Ирис. В страхе она едва не зажала себе рот: да что она творит! Ни в коем случае нельзя поддаваться! Поспешно сглотнув ком в горле, выдавила:

— Ке-ке-кем…

— Так я и думал… — пробормотал султан. — Кекем-Заика… — Отпустил её подбородок, провёл ладонью по щеке, убеждаясь в нежности кожи. Да, совершенна…

Неслышной тенью выросла рядом Смотрительница.

— Нуха-ханум, это ведь та самая девушка, о которой мы говорили? — Тень кивнула и замерла в поклоне. — Почему она здесь, среди неизбранных?

— Повелитель, она сама попросилась сюда. Ей было одиноко после того, как…

— Я понял. Не продолжай. — Султан милостиво отмахнулся, и Злыдня едва не разрыдалась от облегчения. Отпустил! Не накажут! Но до сих пор противно дрожало под ребром, а язык прилипал к гортани, ибо, хоть пока и не высказан вслух, но расточался по гарему от Властелина дурман плохо скрываемого гнева. Великого гнева… И горе тому, на чью голову он сейчас обрушится…

Она даже в какой-то мере посочувствовала Капа-агасы. Ибо могло статься, что время, вроде бы бесконечное, уже начало для того отсчёт последних часов. Если не минут.

Главный евнух возник в зале как-то уж очень быстро, словно дежурил под дверьми, хоть и не был зван. Во всяком случае, у Нухи сложилось впечатление, что, едва выглянув за порог, чернокожие евнухи-стражи тотчас увидели того, кто им нужен, и, соответственно, доставили пред очи Повелителя. Причём, не особо церемонясь, как ранее — с мальчишкой, кинувшимся, по их мнению, со злодейским умыслом прямо на султана… Но, в отличие от непутёвого отрока, оказавшегося на своё счастье девушкой, никто не торопился поднять с колен Капа-агасы.

Кизилка, устроившийся было на руках нубийки, заметил, как вздрогнула при виде нового чужого человека хозяйка, и наградил того полновесным шипением, как настоящий хищник. Султан вновь покосился на кота с неудовольствием, но нарушителя спокойствия одёргивать не стал.

— Махмуд-бек, — обманчиво спокойно, даже вкрадчиво начал он. — Верный мой слуга, неподкупный сторож моего цветника и красивейших женщин Вселенной, взгляни хорошенько и скажи: кого ты сейчас видишь перед собой? Помогите-ка ему.

Главного евнуха бесцеремонно вздёрнули на ноги и развернули к дрожащей девушке. Причём, должно быть, от переизбытка усердия держали так, что ступни несчастного почти болтались в воздухе.

— Это… — заплетающимся языком промолвил евнух. — Это Кекем, твоя одалиска…

— А ещё кто?

— Т-твой пода-арок франкск-кому пос-слу, По-овелитель…

— Я смотрю, у тебя что-то с голосом, Махмуд, он прерывается, совсем, как у этой девушки. Не короткая ли у тебя память, верный мой раб? Напомни, когда ты её увидел в первый раз?