Мария, королева Нисландии - Полина Ром

Все это звучало настолько болезненно, бредово, что Мария искренне не понимала, как можно этим людям объяснить хоть что-то. Как доказать, что чешуя ей была нужна вовсе не для колдовских целей? Самым отвратительным было то, что о судьбе Виты и тетки Берготты она так и не узнала. Ни Харальд, ни солдаты охраны не отвечали ни на какие её вопросы.

Первые три дня, а точнее, три ночи, она все еще надеялась, прислушивалась к каждому шороху. Ждала лорда Кристиансена. Рассуждала просто: вряд ли он охранял ее в одиночку. Скорее всего, лорд присматривал за ней не просто так, а по поручению Мартина.

Поэтому по ночам Мария почти не спала, боясь пропустить момент, когда за ней придут и спасут. Она не раздевалась и даже собрала в маленький узелок остатки денег и украшений: вдруг понадобятся. Но никакие тайные люки в потолке не открывались, никто не спешил к ней на помощь. Она только зря выматывала себе нервы этим ожиданием.

Утром четвертого дня ей туго и не слишком вежливо связали руки за спиной и вывезли под охраной, на простой крестьянской телеге, на площадь рядом с храмом, где уже сколочен был крепкий невысокий помост. На помосте, на дополнительном возвышении, в роскошном кресле, крытом ковром из песцовых шкур, величественно восседал лорд Нордвиг. Он расположился спиной к храму, и, казалось, лорд говорит и действует от имени Матери Святой Церкви.

Вокруг этого самопального трона толпились хорошо одетые и вооруженные лорды. Да, их было не слишком много: большая часть ушла вместе с Мартином. Но за спиной королевы не было вообще никого, кроме ее собственных тюремщиков. Впрочем, они сошли с помоста, оставив ее стоять в одиночестве на глазах у толпы.

Как ни странно, двери церкви были закрыты. Ни одного из храмовых служащих на площади не было. Зато недалеко от помоста был вкопан столб, щедро обложенный по подножию хворостом и дровами. Толпа горожан аккуратно обтекала это сооружение, оставляя в плотной людской массе этакую дыру, привлекающую внимание.

Обвинителем на этом импровизированном процессе был лорд Олав Юхансен. Все бессмысленные претензии и обвинения он зачитывал с листа. Его мощный голос заглушал гул собранной на площади толпы. Дикое ощущение беспомощности и самый обычный животный страх навалились на Марию так, что первое время она молчала, не в силах произнести ни слова.

Впрочем, очень быстро королева поняла, что даже если она попытается оправдаться, слушать ее никто не собирается. Лорд Юхансен оказался весьма недурным оратором, прекрасно умеющим воодушевить толпу. Свои обвинения он обращал не столько к королеве, сколько к людям, стоящим вокруг. И ответа на вопросы требовал именно от них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 39

Ей уже помогли принять ванну и переодеться. Зареванная Вита с ярким синяком под глазом жалостливо ойкала, смазывая ссадины на запястьях королевы. Уже принесли горячую еду от вновь воцарившейся на кухне королевского дома тетки Берготты, а Марию все еще знобило. Да и предстоящий разговор с мужем скорее пугал. Мысль о том, что он осознанно оставил ее как приманку для Нордвига, казалась отвратительной.

— Прости…

Сгорбившись, Мартин сидел у стола, положив на расшитую скатерть огромные сжатые кулаки. В глаза жене он не смотрел, так и сидел, уставившись в стол.

Похудел. Осунулся. Длинная нелепая борода неряшливыми клочьями обрамляет сильно обветренное лицо. На нижней губе две трещины. Он выглядит значительно старше, чем тот молодой добродушный великан, что всего месяц назад сопровождал Марию в поездках по Нисландии.

Состояние самой Марии можно было описать одним словом: ступор. Ей казалось, что все это происходило не с ней и не сейчас. Это просто какой-то нелепый и страшный фильм, который, слава Богу, кажется, идет к концу.

* * *

Под арестом королеве пришлось провести четыре дня. Еду ей приносили солдаты. И хотя отравления она уже не опасалась, так как в нем не было никакого смысла, аппетита не было совершенно. Лорд Нордвиг к пленнице явиться не пожелал, зато послал вестника: одного из своих прихлебателей, лорда Харальда, в сопровождении парочки хамоватых мелкопоместных лордов, который и зачитали ей некий указ.

В этом указе говорилось, что с прибытием бритарки Марии Господь отвернулся от Нисландии из-за ее темных дел. Дальше шло какое-то нелепое перечисление разрозненных фактов. Набраны эти факты были, что называется, «с Дону и с моря». Марии ставился в вину недавний шторм, гибель двух лошадей в семьях тех мастеров, где она побывала. И даже болезнь старшего сына сара Гудмунда. Остальное она даже не запомнила. Но список претензий был велик. И зачитывал его лорд с удовольствием.

Слушая этот бесконечный поток бессмыслицы, Мария машинально уточнила:

— Сар Гудмунд… это кто такой?

— Фолке Гудмунд, — оторвался от своей бумаги лорд Харальд и, грозно хмурясь, выговорил: — Только не прикидывайтесь, что не знаете этого человека! У нас есть свидетели, что третьего дня вы с ним говорили. Да и сам сар этого не отрицает. Он-то нам и поведал, что вам для колдовских целей потребовалась рыбья чешуя.

Оба лорда, сопровождавших вестника, которых Мария даже не знала по имени, как болванчики закивали, подтверждая слова обвинения.

Все это звучало настолько болезненно, бредово, что Мария искренне не понимала, как можно этим людям объяснить хоть что-то. Как доказать, что чешуя ей была нужна вовсе не для колдовских целей? Самым отвратительным было то, что о судьбе Виты и тетки Берготты она так и не узнала. Ни Харальд, ни солдаты охраны не отвечали ни на какие её вопросы.

Первые три дня, а точнее, три ночи, она все еще надеялась, прислушивалась к каждому шороху. Ждала лорда Кристиансена. Рассуждала просто: вряд ли он охранял ее в одиночку. Скорее всего, лорд присматривал за ней не просто так, а по поручению Мартина.

Поэтому по ночам Мария почти не спала, боясь пропустить момент, когда за ней придут и спасут. Она не раздевалась и даже собрала в маленький узелок остатки денег и украшений: вдруг понадобятся. Но никакие тайные люки в потолке не открывались, никто не спешил к ней на помощь. Она только зря выматывала себе нервы этим ожиданием.

Утром четвертого дня ей туго и не слишком вежливо связали руки за спиной и вывезли под охраной, на простой крестьянской телеге, на площадь рядом с храмом, где уже сколочен был крепкий невысокий помост. На помосте, на дополнительном возвышении, в роскошном кресле, крытом ковром из песцовых шкур, величественно восседал лорд Нордвиг. Он расположился спиной к храму, и,