Мой бывший - зверь - Анна Григорьевна Владимирова

— Да, — холодно отозвался я, закрывая шкафчик. — Скажите, когда будет удобно.

— Это не мое дело, но… как у вас с Яной дела? Она что-то совсем не своя.

Я вцепился в трубку так, что пальцы онемели:

— Где она? Что с ней? — потребовал я, повышая голос.

— Она возвращается ко мне на работу, — настороженно ответил он. — Я не спрашивал ее ни о чем, но… видно, что с Яной что-то не так. Поймите меня, Игорь, Яна столько у меня работала, и мне не все равно…

А у меня снова сдавило в груди и стало тяжело вдохнуть.

— Мы… плохо пережили то, что случилось. Я оттолкнул Яну…

— А, — растерялся он. — Понятно. Ну, я буду с ней осторожен, если это еще важно для вас. Мне показалось, что ей это нужно. Вернуться к работе, я имею в виду.

А я понимал, что Яна не пережила все, как мне показалось тогда в клинике. И хорошо ей не было. Захотелось кинуться к ней, узнать все самому.

— Игорь Андреевич…

— Да, — протянул я хрипло. — Напишите мне время.

— Хорошо. Всего доброго.

***

Впервые за долгое время меня затошнило от запаха операционной. Захотелось глотка воздуха, пусть и густо замешанного на никотине.

— Слушай, так а что с автономией Яны? — поинтересовался я у Давида, пристегивая ремень безопасности.

Равнодушие сыграть не вышло — ремень дернулся в моих руках и закусил ленту.

— Ты обещал сначала выпить со мной и историю мою послушать, помнишь? — усмехнулся Давид.

— Я должен знать, — выдавил раздраженно.

— Ей ничего не грозит. Если понадобится, то придумаем что-нибудь. — Он выкрутил руль, не спеша выезжая из тесного двора через арку на проезжую часть. — Со мной она, кстати, общается нормально. Никаких признаков дискомфорта не проявляет.

Я кивнул, переведя взгляд за окно. Стало невыносимо от желания броситься к Яне. Но она выходит на работу. Значит, чувствует себя лучше и возвращается к жизни.

— Игорь, а ты не думал про этап семейной терапии?

— Давид, ты — хороший опер.

— Игорь, я еще и неплохой медведь.

— Твоя женщина. Кто она? — решил попробовать сменить тему.

— Она ведьма и бывшая беглая преступница.

— Начало многообещающее, — усмехнулся я.

— Слава сносила мне крышу так, что я думал — убью ее, — тихо заметил он, не разделив моего веселья. — Но все, что у нас теперь есть, стоило того, чтобы за это бороться. Ты просто еще не знаешь, что может быть у тебя. Но я могу тебе рассказать.

Я болезненно нахмурился:

— Ты когда-нибудь терял самообладание по-настоящему?

— Много раз.

— А я убил в этом состоянии, — повернулся к Давиду резко. — Ты знаешь, ты ведь разгребал это дело.

— Это не одно и то же.

— Я ненавижу эту свою сторону! Эта ненависть въелась в меня с детства. И я никак не могу себя убедить в том, что мой зверь не опасен для Яны.

— Мне здесь очевидно, что ты настолько требователен к себе, что никогда не позволишь потерять контроль, Игорь.

Для меня очевидно было другое: нельзя пускать Яну по новым кругам ада и пробовать себя на прочность в отношениях с ней. Но мысль встретиться с ней уже вгрызлась в мозг и начинала зудеть в висках. Только хирурги не ведутся на желания пациентов. Нередко такие желания связаны с сиюминутным облегчением боли от страха, а операцию все равно делать надо. Так зачем давать ложные надежды?

Давид перестал меня в чем-то убеждать, давая передышку, и я нашел неожиданное удовольствие в том, чтобы скользить взглядом по вечернему городу в огнях. Как же легко в эту жизнь провалиться с головой… Да, работа у меня нелегкая, но она давала массу преимуществ, казавшихся жизненно важными для того, чтобы я продолжал заблуждаться на свой счет — честолюбие, возможности, связи. Оборотни редко выбиваются «в люди» настолько высоко. Большинству звериная сторона мешает.

Я так думал раньше. Теперь же понимал, что большинство эту сторону просто признает. А не бежит от нее трусливо.

— Приехали, — констатировал Давид, заглушая двигатель.

***

Ива махнула мне от столика в углу, и я, смущенно улыбнувшись, направилась к ней. Не знаю, зачем мне понадобилось улыбаться вообще, ведь это не свидание с подружкой, но… мне захотелось. Это как подружиться со своими страхами, направляясь к ним прямиком. Ива сама по себе меня не пугала, но вот то, что она — друг Игоря, заставляло замирать в мрачном предвкушении. Я бы на ее месте была на его стороне. Уверена, она — настоящий друг. У Игоря вряд ли есть другие.

— Привет, — уселась я в уютное кресло напротив.

Столик оказался на четверых. Тут было тихо, тепло, уютно. И музыка играла приятная. Ива мягко улыбнулась, скользнув внимательным взглядом по моему лицу, и протянула меню. Непривычно было видеть ее вне стен больницы. Я бегло глянула на нее поверх папки и опустила взгляд.

— Ян, не бойся меня. Ты сама позвонила, помнишь?

Я снова вскинула на нее взгляд и смущенно улыбнулась.

— Я… Не обращай внимания, — смущенно потупилась в стол. — Я нервничаю. Боюсь, что ты мне что-то плохое расскажешь…

— Нет, ничего плохого, — качнула она головой. — Игорь работает. Много.

Ее слова неожиданно рухнули в солнечное сплетение камнями, и теплоту атмосферы вмиг развеяло.

Я замерла, привыкая к неприятному ощущению тяжести. Значит, Игорь работает. То есть он может работать. Может жить прежней жизнью…

— Хорошо, — натянуто улыбнулась я, испытав жгучее желание тут же и распрощаться с Ивой.

— Ян, ничего хорошего, — пристально всмотрелась в меня она. — Он не справляется. — Я задышала чаще. А Ива вздохнула, покачав головой. — Игорь упертый такой! Вбил себе что-то в голову, и не переубедить его! Он скорее сдохнет, оперируя на износ, чем позволит себе расслабиться и потерять контроль. Сейчас его жизнь — операционная. Он даже не выходит из нее, уже и живет там!

Ее слова о том, что Игорь живет в операционной, неожиданно заслонили от меня ту последнюю картинку, которая так пугала — как Игорь на койке рычит на Иву, выпустив клыки. А тут — в операционной. Живет в операционной, работает много… Но это ведь значит, что клыки он там