Мой бывший - зверь - Анна Григорьевна Владимирова

причинит мне боль. Но с удивлением обнаружила, что в ней мне стало спокойней. Когда Павел Петрович пригласил на беседу, я просидела в кабинете Игоря полчаса, пялясь на его кресло. Застав меня за этим, Розмух пообещал мне щадящий график, повысил оклад и гарантировал отсутствие переработки. Про Игоря не спросил ничего. Будто… мне все приснилось.

— Это интересно, Яна. Тебе становится спокойнее в тех местах, которые напоминают об Игоре?

— Я скучаю, — сдавленно отозвалась я.

Врач задержалась на мне взглядом, подбирая слова.

— Яна, это нормально. Игорь тебе дорог.

— Я не та, кто ему нужен, — покачала я головой. — Ему нужна та, которая не бросила бы его, несмотря ни на что.

— Яна, ты его не бросила. Ты пережила серьезную психологическую травму. Сначала покушение на жизнь, потом встречу с неизвестным ранее миром. Это нормально, что вы с Игорем не смогли восстановиться, поддерживая друг друга. Иногда кризис стоит пережить в одиночестве. Особенно, если не привык рассчитывать на чью-то поддержку.

Я помолчала немного, прежде чем заметить:

— Мне не по себе от препаратов, которые вы прописали. Я чувствую себя… на паузе.

— Эта пауза была необходима, чтобы ты справилась, — кивнула Эмма Эдуардовна. — Но то, что ты эту паузу чувствуешь, очень хорошо. Хочешь попробовать вернуться в привычный ритм?

— А… можно?

— Исходя из твоих успехов на сегодня — вполне. Уменьшим дозировку с сегодняшнего дня и посмотрим, хорошо?

— Хорошо.

— Что сейчас чувствуешь?

— Я скучаю по Игорю.

— Что думаешь делать?

— Не знаю.

— Яна, — подалась она вперед. — Все наши встречи мы работали с тем, что ты пережила.

— Да…

Большую часть терапии Эмма Эдуардовна обращала мое внимание на собственные чувства и эмоции… И это все казалось издевкой, потому что я чувствовала себя попросту пустой. Но сегодня что-то поменялось.

— Нет ничего лучше, чем набраться сил и изведать собственные страхи.

— Встретиться с Игорем?

— А ты хочешь?

Я мотнула головой:

— Он этого не заслуживает.

Я вспомнила, как он слушал мое сердце стетоскопом, когда мы оба лежали на его койке. Это чувство казалось единственным, что он мне оставил — касание холодного металла и мурашки на коже…

— Знаете, я ненавижу его брата за то, что он тогда пришел, — подняла я решительно взгляд на врача. — Я даже не помню толком, чем он там меня напугал… но он вынудил Игоря напугать меня по-настоящему.

— Игорь предпочел оттолкнуть вас, — заметила она. — Как думаете, почему?

— Испугался за меня, — задышала я чаще.

События тех минут смешались в душе в какую-то пугающую массу. Говорить об этом было тяжело. Но Эмма Эдуардовна умудрилась вытащить из этой массы главное:

— Скорее всего. Требовательные к себе мужчины склонны к таким решениям.

Я тяжело сглотнула, чувствуя непонятную мне жажду.

— Яна, иметь свои темные стороны абсолютно нормально как для людей, так и для оборотней. Обнаружить, что, к примеру, мужчина, которому доверяла, изменяет, тоже болезненно…

— Этот мужчина может убить, — перебила я ее. — Я же правильно понимаю? По крайней мере, этим пытался напугать меня его брат.

Мне показалось, или во взгляде женщины мелькнуло восхищение. Она улыбнулась:

— Ты правда веришь в то, что Игорь мог бы причинить тебе вред?

— Нет, — даже не задумалась я.

— Гипотетически убивать могут все, — продолжила она. — У оборотней риск больше в пересчете на всю популяцию. Но, Яна, оборотни из зоны риска не работают хирургами среди людей.

Мы замолчали на какое-то время. Эмма Эдуардовна ждала, пока я переосмыслю сказанное и в моих мыслях отзвучит этот новый термин — оборотни. Она все чаще им пользовалась. И я начала привыкать.

— А вы знаете, как сейчас Игорь? — спросила я тихо.

— Знаю, — кивнула она. — Но что бы ты сейчас хотела услышать? Только честно, Яна.

Я замерла, растерянно глядя на врача.

— Не знаю, — выдавила, наконец.

— Хорошо.

Когда сеанс закончился, я вышла из центра и побрела по улице. Траектория движения была неизменна — прямиком на остановку троллейбусов. Никаких кофеен, магазинов и прочих неожиданностей. За этот месяц мой мир если и расширился, то совсем ненамного. Весь мой маршрут эти недели состоял из пути в центр реабилитации на прием к Эмме Эдуардовне и назад домой к Маше. Встреча с Розмухом в клинике стала первой моей попыткой высунуть нос в новый мир. И то лишь с целью вернуть себе работу на привычном месте, чтобы ничто не напоминало о том, что все изменилось. Я выстраивала себе безопасное пространство, в рамках которого и планировала существовать, как в аквариуме…А теперь вдруг подумалось, что зря я согласилась на условия Розмуха. Эмма Эдуардовна права. Это решение — попытка вернуть себе прошлое, каким оно было ту недолгую неделю с Игорем, показавшуюся лучшим временем в моей жизни.

Я вытащила мобильный и поискала номер Ивы.

Стало зябко. По экрану аппарата покатились капли. И тут вокруг меня будто вакуум лопнул. Нервы дернуло от сочных шелестящих звуков дождя, разбежавшегося по асфальту грязной лужей, кожу обожгло холодным дыханием ветра, а за шиворот щедро плеснуло, и пальто разметалось. Я бросилась к остановке, задыхаясь так, будто не двигалась все это время.

Мне стало важно знать, что сейчас с Игорем. И плевать, что я там хотела бы услышать. Только Ива трубку не взяла. И я уже убрала мобильный обратно в карман, глядя мутным взглядом на потоки машин перед глазами, когда мне позвонили, и я ответила, не глядя:

— Яночка, привет! — услышала вдруг мамин голос.

— А, привет, мам, — разочарованно отозвалась я.

Мама стала звонить чаще. Даже слишком часто. С чего вдруг у нее так поменялись приоритеты, я понятия не имела. Да и было все равно. Я редко отвечала на ее вызовы, не в силах прослушивать одну и ту же пластинку из раза в раз.

— Яна, как ты? — заиграла пластинка. — Не отвечаешь мне…

— Мам, нормально, занята просто.

— Ян, когда вы с Игорем приедете?

У меня не хватало сил разрушить иллюзию мамы, что я все еще с Игорем. До этой минуты.

— Мам, мы больше не с Игорем, — медленно проговорила я.

— Что?.. Яна, почему? Ты же говорила, он поправился после аварии.

— Мам, так бывает… Не спрашивай,