Мой бывший - зверь - Анна Григорьевна Владимирова

во сне в одних и тех же кошмарах все те дни, что мы были разделены с Яной этажами, жаждал крови брата, сходил с ума от ярости и тоски.

Когда у хирургического отделения к моему здоровью не осталось вопросов, я попросил перевести меня в психиатрическое. Светлая унылая комната, мерно капающая капельница, психотерапия, медикаменты…

Я чувствовал себя на дне, отброшенным с пройденного пути к самому началу.

То, что мое детство и работа в хирургическом с жертвами оборотней оставили незаживающие травмы в душе, я знал всегда. Для обычного хирурга это бы все не имело столько значения. Но не для оборотня. Все эти разодранные пациентки перед глазами оставляли борозды в памяти, и каждая точила железобетонную стену самоконтроля.

А Стас… Он просто чувствует, куда бить. Брат точно знал, как устроить мне нечто гораздо худшее, чем просто смерть.

В психиатрии я провалялся две недели.

О том, чтобы увидеть Яну, не было и речи.

Когда меня выпустили, единственным желанием было остаться в себе любой ценой. Для начала. Мне нужно было вернуться к прежней жизни, иначе что от меня останется? И я не придумал ничего лучше, чем уйти с головой в работу. Но на контракты не вернулся. Может, когда-нибудь… А пока напросился к Иве в отделение, и она не смогла мне отказать, потому что понимала — это все, что у меня осталось от меня прежнего.

Я оперировал как проклятый. Ни одной ошибки, ни одной потери. От меня шарахался персонал, но я не обращал внимания. То, что у местных стали сдавать нервы, чем обычно грешили мои человеческие команды, тоже не заботило. И только Ива тревожно поглядывала на меня, сталкиваясь время от времени со мной в коридорах.

Яну я видел один раз в реабилитационном. Пришел на прием к психиатру и услышал ее запах в коридоре. И все внутри оборвалось. Если бы она покрутила тогда головой, то увидела бы меня, застывшего истуканом у лифта. Но она не смотрела по сторонам. Она говорила по мобильнику. И улыбалась. Так спокойно, счастливо, будто и не было в ее жизни меня, Стаса и того выстрела, который разделил наши жизни. Они еще бежали в параллель, но уже не имели шанса соприкоснуться. И это неожиданно дало чувство покоя. Пусть лучше так. Пусть у Яны все будет хорошо…

Я написал тогда Горькому, может ли тот устроить жизнь Яны без меня. Он ответил, что постарается и даст знать. А это все, что было мне нужно.

— Князев, мать твою, — взвыла Ива, беззастенчиво шагая за мной в душевую. Мой голый зад ее не смущал. — Ты понимаешь, что сдаешься?

— Ты понимаешь, что я сделал все, чтобы не сдаться? — обернулся я. — Мне нужно время, Ива.

— Игорь, месяц прошел, — щелкнула ведьма пальцами, и капли воды испарились с моей кожи, не позволяя игнорировать ведьму с помощью их шелеста. — Ты дал ей знать, что стараешься?

Нет.

— Яна на реабилитации…

— Я видела вас тогда в палате! Ее реабилитация — это ты.

— Она звонила тебе? — перешел я во встречное наступление. — Спрашивала обо мне? — Ива поджала губы, досадливо насупившись. — Мне она тоже не звонит и не пишет. Она не справляется, Ива. Яна не хочет носить метки на шее и рожать от меня волчат. Если бы она дала мне какой-то знак, малейшую надежду… — Я замолчал и отвернулся. — Верни мне воду.

— Князев, ты — супермужик, тебе никогда не нужны были надежды, чтобы вытаскивать пациентов с того света! Почему ты не веришь сейчас в себя?

— Потому что я не только мужик, но еще и волк. Дай помыться.

Ведьма крепко выругалась, а мне на голову обрушился ледяной дождь.

Когда я говорил Иве про надежду, я не врал. Мне не расскажут об итогах терапии Яны — это конфиденциальная информация и врачебная тайна. Я не знаю, о чем она думает и к каким выводам приходит. И не могу сделать первый шаг. Эта призрачная надежда, что у меня есть шанс, давала мне смысл дышать, но она же и изводила. Почему Яна не искала встречи? Ответ напрашивался лишь самый очевидный — Яна не хотела со мной встречаться. И я это заслужил. Проявил слабость, сделал предсказуемую глупость, оттолкнув ее от себя… и не оставил себе времени стать для Яны кем-то более значимым…

…чем просто бывшим.

***

— Яна, как вы сегодня? — задала традиционный вопрос Эмма Эдуардовна, когда я расположилась в кресле напротив нее.

— Нормально, — улыбнулась натянуто.

Свидания с врачом стали моей обязанностью. Я обещала Давиду, что не буду делать глупостей, да и… откуда взять на них силы?

Когда Игоря не стало рядом, у меня будто забрали что-то важное. Что-то, без чего этот мир вокруг казался выцветшим. К Игорю уже нельзя было просто прийти и залезть на кровать, чтобы пережить это все. Наверное. Я не спрашивала. Я просто осталась одна.

Когда меня отпустили домой, Маша встретила на проходной и перевезла к себе. Я не сопротивлялась. Предупредила только, что она будет лицезреть мою кислую физиономию постоянно, и ей это может не нравиться. Но энтузиазм подруги был неисчерпаем. И я была ей за это благодарна.

Первые дни после возвращения из клиники я валялась в кровати, пялилась в телек и забывала поесть. От прописанных препаратов чувствовала себя обмотанной подушками и прибитой матрасом сверху. Меня словно уволили с главной роли в моей жизни и посадили в зал наблюдать за действом без моего участия. И это показалось неплохим вариантом.

Я все меньше думала об Игоре. Сначала он снился мне ночами и мерещился в полудреме. Я чувствовала его рядом и слышала его голос. Но потом любая мысль о нем будто натыкалось на стену последних воспоминаний, в которых он клацает на Иву зубами и требует, чтобы вызвала моего врача…

— Чем-то хотите поделиться? — последовал еще один привычный вопрос. — Как прошли те пять дней, что мы не виделись?

— Я решила вернуться на работу, — выдавила я. — На прежнее место.

Эмма Эдуардовна пролистнула записи:

— Я помню, что вы не хотели этого делать. Что-то поменялось?

— Я подумала, что не готова пока что-то менять, — отвела я взгляд.

— Правильно я понимаю, что вы нашли возвращение в клинику для вас более комфортным?

— Да, наверное…

Сначала мне казалось, что прежняя обстановка