Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан

– И ты согласился принять крещение? – Большие глаза Карла превратились в щелки, исполнившись подозрения.

– Как знать, – сказал Сигурд. – Я еще не решил.

– Вот реликвия, мой государь, – пролепетал Эгфрит, поднося евангелие императору.

Тот взмахом руки велел монаху передать вещь Алкуину. Советник, чье нахмуренное лицо сделалось похоже на кору дуба, погрузился в изучение книги. Карл же продолжал буравить взглядом глаза Сигурда.

– Евангелие подлинное, мой государь, – произнес наконец Алкуин, тряхнув головой. Я не смог бы с точностью сказать, просто ли он потрясен тем, что держит такое сокровище в собственных руках, или же он в ужасе оттого, что до сих пор оно находилось в руках у нас. – Книге нет цены.

Карл бросил на своего советника раздосадованный взгляд: в чем-то Алкуин был глубоким мыслителем, однако торговаться не умел. Старец скорее ощутил, нежели увидел недовольство императора и поднял руку, признавая, что допустил неосторожность, но, как видно, не слишком огорчился: евангелие всецело завладело его вниманием.

– Я покупаю книгу, Сигурд, – молвил Карл, и в этот миг червь Эльдред решил, что пора позаботиться о собственной скользкой шкуре.

– Государь император! Спаси меня от этих людей! – выпалил он, вылезая из-за спины Сигурда и падая перед Карлом на колени. – Я, лорд и христианин, несколько недель томлюсь в плену у язычников. Со мною моя дочь.

– Ублюдок, – прорычал Пенда.

В том, как император взглянул на Эльдреда, была примесь отвращения, однако, как светоч христианского мира, он не мог оставить таких слов без ответа.

– Ты под моей защитой, лорд Эльдред, – сказал Карл, взмахом руки велев олдермену подняться. – Где твоя дочь?

Эльдред, обернувшись, указал на наш строй. Викинги наградили его взглядами, сулившими смерть.

– Она там, сир. Среди язычников. Ее имя – Кинетрит.

Карл кивнул.

– Выйди, Кинетрит! – крикнул он: теперь это был подлинно императорский глас.

Послышался лязг щитов и звон кольчуг. Стена расступилась, пропуская дочь олдермена.

– Лорд Карл, этот червь мой! – рявкнул Сигурд, но даже он мерк в сравнении с великим государем франков.

Император жестом велел Алкуину вернуть книгу отцу Эгфриту, и монах, почтительно склонив голову, отступил с христианской святыней в руках.

– Ты получишь свое серебро, викинг, – небрежно произнес Карл, махнув пальцами. – Иди сюда, девушка.

Кинетрит, подойдя, приветствовала императора наклоном головы. Золотые косы делали ее удивительно похожей на норвежку, хоть Брам сказал бы, что она слишком узка в бедрах.

– Теперь ты вне опасности, дочь моя, – сказал Карл, и, как ни стар он был, его глаза засверкали при виде ее красоты. – Твоему плену пришел конец, ты свободна.

Бросив взгляд на меня, Кинетрит уверенно произнесла:

– Государь, я не пленница. Я странствую с этими викингами по доброй воле. Они достойные люди, сир, хотя и язычники. А он, – она указала на Эльдреда, – ни во что не верует, и я призываю тебя верить ему не больше, чем лисе.

Эльдред зарычал, шагнул к Кинетрит и с силой ударил ее. Она, пошатнувшись, отступила. Расширенные от потрясения зеленые глаза наполнились яростью. Через мгновение она с криком выхватила из-за пояса нож для еды, как ястреб, подлетела к Эльдреду и вонзила лезвие ему в глаз. Теперь закричал он.

Я, подскочив к Кинетрит, оттащил ее назад: она так обезумела, что это оказалось непросто. От произошедшего у меня самого помутилось в голове. Карл между тем отдал приказ своим воинам, и они выстроились стеной, отгородившись от нас щитами. Эльдред извивался на земле, тщетно пытаясь вытащить нож за скользкую от крови рукоять.

– Девушка околдована! – произнес император. Глаза его были вытаращены, хотя и не так, как у Алкуина, стоявшего рядом. Тот и вовсе едва держался в седле. – Ты дьяволица! Эти безбожники осквернили твою душу! – Внезапно выражение ужаса на лице императора сменилось деловитостью, и он что-то спросил у Алкуина. Совещались они на франкском наречье, чтобы мы не поняли их слов. Наконец Карл снова заговорил по-английски: – Мы разрушим злые чары. С Божьей помощью. Отойди от нее, юноша, или вы оба умрете на месте.

Я сжал руку Кинетрит. Послышался голос Сигурда:

– Делай, как он говорит, Ворон.

– Но, господин…

– Немедленно!

Я отпустил Кинетрит. Она продолжала стоять, глядя на Эльдреда, который бился, как рыба. Его крики сменились странными булькающими звуками. Эгфрит, преклонив колени, молился над ним, но больше ни один человек не двинулся с места, чтобы помочь олдермену, – потому, вероятно, что его было уже не спасти.

– Ты поедешь со мной, Кинетрит, – сказал Карл, – и, если будет на то воля Божья, тебя… – он на мгновение умолк, – излечат.

Конь под императором заржал и мотнул головой, словно предостерегая нас.

– Кинетрит останется с нами, – произнес я, с трудом сглотнув и чувствуя дрожь в руке, сжимавшей копье.

Карл опустил свой длинный нос, сверху вниз посмотрев на меня. Его очи вспыхнули.

– Ты – нечестивец, сгубивший душу бедной девушки. Сам Сатана пометил тебя как своего слугу. – Император указал на мой кровавый глаз. – Я понял это, едва тебя увидел. Но в этой земле темные силы не властны, юноша, и придержи свой дрянной язык, если хочешь его сохранить.

– Я никого из людей не боюсь, – ответил я, приподняв поросший волосом подбородок.

На самом же деле мне было так страшно, что я мог обмочиться не сходя с места. Я бросил взгляд на Сигурда, на чьих губах, готов поклясться, играла легчайшая из улыбок. В глубине души наш ярл любил смуту.

– Негоже, чтобы несдержанность понуждала нас поступать неразумно, – сказал Алкуин, успокаивая лошадь легким ударом поводьев. – У нас есть и более важные дела.

Посмотрев вниз, он перекрестил Эльдреда. Было ясно, что олдермен уже мертв. Маленький нож, пронзивший, очевидно, его мозг, так и остался торчать из глаза.

Карл глубоко вздохнул, раздув большой живот, и опустил веки. А когда он поднял их, огонь во взоре уже погас.

– Дорогой мой Альбин, поводья твоей мудрости, как всегда, сдержали мой нрав. – Улыбнувшись Алкуину, император перевел взгляд на Сигурда. – До ближайшей полной луны тебе пришлют три бочонка серебра.

– Пять, – сказал ярл, почесывая подбородок.

Ему как будто не было ведомо, что наше тогдашнее положение не располагало к торгу.

Карл нахмурился.

– За пять бочонков серебра я мог бы выстроить себе новый дворец. – При этих словах он потряс седеющей светловолосой головой.

– Пять бочонков, и я позволю этому монаху выкупать меня в вашей реке, – сказал Сигурд громко, чтобы все мы слышали.