Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан

Кинетрит недоверчиво посмотрела на Эгфрита. Тот пожал узкими плечами.

– Ложь не доставляет мне радости, – соврал он. – Есть причины, вынуждающие меня лгать. – Монах закрыл глаза и что-то прошептал своему богу, а затем поочередно посмотрел на каждого из нас. – Скоро, вероятно даже ближайшим утром, вы меня поймете.

Он оказался прав. Утром нас накормили и напоили, после чего аббат Адальгариус велел нам прийти в полдень к западной двери церкви, где нас будут ждать. Больше седовласый ничего не сказал, предупредив только, чтобы мы явились без опоздания.

В назначенный час к нам, шаркая, подошел тщедушный старик, чье лицо скрывала тень ветхого капюшона. Назвался он Эльхвином, и мы без лишних слов поняли, что он англичанин.

– Франки зовут меня Алкуином, – сказал старец. – Я буду говорить с вами от имени Шарля, или, если угодно, Карла, императора римлян.

«Римляне уже несколько столетий как превратились в пыль», – подумалось мне, но я промолчал. Алкуин сообщил нам, что он настоятель монастыря Святого Мартина Турского, глава дворцовой школы и главный советник самого короля. Эгфрит едва не упал, но вовремя ухватился за руку Кинетрит.

– Щедрость Всевышнего поистине безмерна, если мне довелось предстать перед высокочтимым Алкуином Йоркским. Слава о тебе широко разлетелась по свету.

Я посмотрел на Эгфрита, и мне показалось, что сейчас он разнообразия ради говорит правду. Алкуин устало кивнул. Взгляд его водянистых глаз на миг задержался на мне, прежде чем возвратиться к Эгфриту, который представил ему Эльдреда и Кинетрит.

– Прекрасная дева, – улыбнулся советник. – В таких, как ты, наша будущность. – Повернувшись к олдермену, он прибавил: – Милорд, ты преподнес нам ценнейший дар. – Голос Алкуина звучал устало и скрипуче. – Среди всех частиц Животворящего Креста, разбросанных по миру, та, что столь великодушно подарил нам ты, займет виднейшее место. – По острому взгляду Алкуина я понял: он не глупец. – Слух о твоей щедрости уже достиг ушей императора, и Его Величество желает собственной персоной вас отблагодарить, если вы пройдете со мной во дворец.

– Это высочайшая честь для нас, – сказал Эгфрит, складывая ладони вместе и изумленно тряся головой.

Эльдред чинно склонил голову, а Кинетрит едва заметно улыбнулась. В тот миг мы с нею поняли, что в теле Эгфрита сидит хитрый Локи: не пробыв в городе и суток, мы уже направлялись на аудиенцию к императору.

Королевский дворец громоздился на вершине холма, подобный Бильскирниру – чертогу Тора. Поднимаясь по склону, мы проходили мимо каменных домов, которые, как пояснил Алкуин, принадлежали придворным и знати. На пути нам встречались отряды императорских солдат в синих и белых плащах. Некоторые из воинов упражнялись во владении мечом и копьем. Еще мы увидали целую толпу детей, молчаливо сидевших перед старым монахом, который читал им большую толстую книгу. А когда Черный Флоки ткнул меня пальцем в спину, я заметил нечто, похожее с виду на всадника, но и человек, и лошадь были каменными, словно их заколдовали.

Поговорить об этом диве мы не успели. Тяжелые дворцовые двери распахнулись, солдаты окружили нас и, точно стадо баранов, ввели внутрь. Два мальчика подали нам медные чаши, чтобы мы умыли руки и лица. Узорные ткани, висевшие повсюду, делили залу на ярко освещенные клети, где, негромко разговаривая, сидели люди. В одной три монаха, сгорбившись над книгами, царапали что-то на листах пергамента. В другой несколько мужчин, серых от каменный пыли, спорили, глядя на дом, нарисованный углем на большом куске белого полотна.

Поднявшись за Алкуином по деревянной лестнице, до блеска затертой ногами, мы вошли в огромную залу, где я прежде всего увидал два дубовых пиршественных стола. За годы шумных возлияний они потрескались и покрылись выбоинами. От края до края были расставлены большие украшенные золотом серебряные кувшины, чаши и блюда. Казалось, сами боги намеревались здесь бражничать, пока не свершилось то, что их отвлекло. На стенах изображались воины в старинных доспехах, разящие своих врагов. У тех были черные лица и странно узкие глаза, а также оружие, какого я прежде нигде не видал. Погибая, они мучились и молили о пощаде.

– Видно, этот король любит повоевать, – проворчал Флоки Черный по-норвежски.

Я, весь напрягшись, зашипел на него: мне меньше всего хотелось, чтобы христиане поняли, что к ним явились язычники.

В конце залы я увидел большой четырехугольный стол из чистого серебра, а за ним трон из белого резного камня, на котором, глядя на нас, восседал сам император. Мы, неловко скользя по полу, подошли и выстроились перед королем в ряд. Два воина с суровыми лицами стояли по обе стороны от трона. На их копьях играло пламя свечей, горевших у стены. У императора были светлые волосы, живые глаза, длинный нос и длинные усы без бороды. Даже сидя он производил впечатление высокого, крепко сложенного и сильного мужа. Кроме телесной силы, от него исходила и другая мощь, что плелась, будто невидимая мантия, из всех свершений, тягот и побед его долгой жизни. Окутывая короля, она отталкивала от него незначительных людишек, как масло отталкивает от кожи дождевую воду. Одеждой же он скорее походил на богатого купца или лорда: полотняные штаны и рубаха, красная шерстяная куртка, отороченная шелком, туфли из мягкой кожи.

– Karolus gratia Dei rex Francorum et Langobardorum ac patricius Romanorum[27], – возгласил Алкуин устало, как будто произнося эти слова в стотысячный раз.

Самому императору, казалось, тоже наскучил его титул. Представив королю отца Эгфрита и олдермена Эльдреда, советник заговорил о частице Животворящего Креста, которую они преподнесли в дар церкви Пречистой Девы Марии. В этот миг очи Карла вспыхнули и впились Эльдреду в лицо, точно буравчики. На спине у меня выступил холодный пот, в глазах защипало, челюсти до боли стиснулись. Я знал: мы ходим по лезвию ножа. Олдермену ничего не стоило сказать, кто мы есть, и попросить у императора защиты. Тогда мы бы тотчас погибли. Понял это и Флоки. Он почти незаметно приблизился к Эльдреду, и тот чуть повернул голову, почуяв его присутствие.

– Ты почтил мой храм ценным даром, – сказал император на хорошем английском. – Мы, братья по вере, обязаны беречь такие реликвии. Можешь не сомневаться, Эльдред, что преподнесенная тобою частица Креста будет в целости храниться здесь спустя многие годы после того, как в забвенье истлеет наша бренная плоть.

Я ожидал услышать мощный глас, способный вести тысячи людей в бой под своими знаменами, – и тысячи людей посылать на смерть. Но услышал обыкновенный человеческий голос. Эльдред почтительно склонил голову. Алкуин с подозрением приподнял бровь, похожую на серое облачко.

– Быть может, – сказал он, – ты прибыл из Англии в наш великий город, имея и другую цель? Вероятно, тобою руководила не только набожность доброго христианина и щедрость истинного лорда?

Мне подумалось, что этот старый книжник, вероятно, один из немногих людей при дворе Карла, кто свободно высказывает свои мысли, когда пожелает. А император, очевидно, ценил его за проницательный ум. Откинувшись на спинку трона, король поднес к губам костяшку унизанной перстнями руки. Его взор ненадолго остановился на Кинетрит, затем снова впился в Эльдреда.