Полцарства - Ольга Покровская

Один Лёшка, отдалившись от всех, сидел в кресле и с видом обиженным и важным следил за матчем на экране телефона. Он твёрдо решил не поддаваться на провокации Асиных родственников, но, когда принялись обсуждать даты, не выдержал.

– Мне в мае на праздники с пацанятами ехать в спортивный лагерь! И никто меня не освободит. Это моя работа! – напомнил он не без пафоса.

– Лёш, а можно я одна, ненадолго? А потом сразу к тебе. Сразу-сразу! – подскочила к мужу Ася и улыбнулась, по-детски выпрашивая разрешение. – А то, может, больше и не будет такого случая – чтобы все вместе, даже и Болек с нами!

– Знаешь что! Билеты купили и поедем вместе, как решили, – буркнул Лёшка, чувствуя, как в груди стремительно растёт досада. – Нечего по отдельности. Я против! А на дачу можно в августе. Август – самое оно. Грибы-ягоды, речка.

– «Речка» – это Волга в районе водохранилища? – едко сказала Ася.

– Ребята! А рыбник-то хорош! – неожиданно громко заметил Илья Георгиевич. И все, включая хмурого Лёшку, обернулись и разыскали глазами блюдо с нарезанным ломтями и разваливающимся от спелости пирогом.

Когда же пирог был распробован, Илья Георгиевич сбегал домой за шахматами. «Ну что, Серёженька, сыграем?» Положили на диван доску с облезлыми клетками и сели по сторонам. Как в старые времена, с милым сердцу грохотком просыпались фигуры. А за плечами «ангелами-хранителями» игры выросли – у отца Саня, а у Ильи Георгиевича – Болек. Серафима курсирует вдоль дивана, охотясь на «съеденных». Лёшка косится из кресла – всё же и у него в детстве случались шахматы с дядей Мишей, вот только фигур с каждым разом становилось всё меньше, дядя Миша заменял их на всякий хлам, и наконец получились шашки…

Продвигалась партия, постукивали истёртые фигуры, и всё говорило о том, что над старым нет нового. Надёжно только прошлое семьи, а жизнь молодых Спасёновых дымится клоками, как порезанный на ломти рыбник, стынет на глазах.

Всё это понял Болек, единственный, кто в силу отдалённости мог увидеть творящееся со стороны. Присев возле Ильи Георгиевича и аккуратно подсказывая ходы, он томился отсутствием движения. Нет, его родственники не герои и не авантюристы, вряд ли их соблазнит сильмарилл. Может статься, его приезд в Москву окажется всего лишь милой нелепостью.

Покинув на время Илью Георгиевича, Болек подошёл к столу, положить себе ещё поджаренной с розмарином картошечки. А когда вернулся, подопечному был объявлен мат. «Эх! Вот же маху дал!» – воскликнул старик, виновато взглянув на Болека, и в тот же миг в прихожей коротко и резко прозвенел дверной звонок.

Серафима помчалась открывать. Взобравшись на стул, дотянулась до задвижки, повернула и через мгновение с воплями радости повисла на Пашкиной шее. Так они и въехали в комнату.

Спустив Серафиму на диван, Пашка буркнул приветствие собравшимся и подошёл к Илье Георгиевичу.

– Дед! Ключи дай! Я забыл в той куртке.

– Паша, ох, большой! Ну надо же! Взрослый! Садись скорее к нам! Тарелку, Соня! Там чистые, под салфеткой! – засуетилась мама и вдруг умолкла. Все, кто был в комнате, с тревогой смотрели на подростка. Спутанные волосы, грязные, вымокшие чуть ли не до колена джинсы и, главное, отчаянное выражение лица – всё это никак не подходило к празднику.

Саня рванулся, чуть не уронив загородивший дорогу стул, и через миг был возле Пашки.

– Паша, что там у вас?

Пашка машинально поддёрнул повыше манжет клетчатой рубашки с оторванной пуговицей и сглотнул.

– Да, Паша, ты почему в таком виде! – заволновался Илья Георгиевич.

– Что-то с собаками? – подала голос Ася – и тут Пашкину немоту прорвало.

– Они рассыпали отраву! – сказал он, отчаянно взглянув на Саню. – Александр Сергеич! Яд по всему парку! Цианид, что ли. Всё розовое! И листовки, что это из-за нас! Что это типа протест защитников города против «притона блохастых»! – Он оборвал, захлебнувшись. Взял себя в руки и почти спокойно прибавил: – К Татьяне уже принесли хозяйского терьера умирающего. Началось. Дед, давай ключи!

– Нет! Я тебя никуда не пускаю! Сиди здесь, со всеми! Ты слышишь меня? – крикнул Илья Георгиевич. Его щёки покраснели.

Пашка вылетел в прихожую и, поискав взглядом, взял брошенные у зеркала ключи.

– Дед, я за зарядкой. У меня телефон сел, – сказал он и вышел прочь.

Саня поглядел на Илью Георгиевича, затем на Асю и на родителей. Выражение горя на его лице сменилось простой и привычной решимостью делать то, что требует от него момент.

– Вы простите! Я с ним! – сказал он и, быстро выйдя на лестничную площадку, позвонил в квартиру напротив.

Ася вскочила порывом и хотела кинуться за братом, но скрепилась и, решив выдержать роль, подошла к мужу.

– Лёшечка, ты только, пожалуйста, не ругай меня! – шепнула она, присев на подлокотник кресла. – Мне надо сейчас в лес, помочь. Я сбегаю и вернусь! К чаю уже вернусь – вот посмотришь!

– Да делай ты что хочешь! Не обещай только в другой раз! Одно враньё!.. – сипло буркнул Лёшка и отвернулся, всем своим наивным мальчишеским обликом выражая обиду.

– Ребята, не ссорьтесь! – воскликнула мама. – Настюша, ну что же ты с мужем споришь из-за ерунды! Как тебе не стыдно! Конечно, мы тебя никуда не пустим. Даже не думай!

А папа отвёл взгляд и начал расставлять по доске фигуры.

– Хорошо, я никуда не пойду! – сказала Ася и, с приметно закипающими в глазах слезами, выбежала на балкон. Крепко, со звоном, хлопнула дверью.

То, как быстро жизнь разогнала застой и открыла возможности, восхитило Болека. Как у всякого любителя бурь, ужасные вести и последовавшее затем обострение конфликтов вызвали в нём оживление. «У всех всё рушится? Ну что же! Это нас объединит!» – подумал он с удовольствием. Ему давно уже стало ясно: мирным путём колымагу спасёновского быта не сдвинуть. Чтобы осуществить мечту, нужна была маленькая победоносная война, к развязыванию которой он решил приступить немедленно.

– Я поговорю с Асей, – сказал он, подойдя к собравшейся на диване кучке взволнованных родственников. – Как человека отчасти нового она меня послушает.

Тётя Юля и дядя Серёжа жалко взглянули на племянника.

– Болюшка, поговори обязательно! – воскликнул Илья Георгиевич. – И потом с Пашей! С Пашей непременно! Он совсем у меня отбился!..

– Болек, ты обалдел? Да она тебя с балкона спустит! Не видел ты сестёр Спасёновых в гневе! – сказала Софья.

– Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого! – улыбнулся Болек и, чувствуя прилив вдохновения, вышел в прихожую, за пальто.

Возвращаясь, одной рукой в рукаве, он задержался возле Лёшки и, пряча улыбку, спросил:

– Алексей, а вы-то не против моего посредничества?

Лёшка сидел на прежнем месте, в кресле, и хмуро копался сразу в двух гаджетах, телефоне и планшете.