Всемирная история. Византийская империя - Сергей Борисович Сорочан

* * *

Многие преждевременные смерти были вызваны последствиями эпидемий инфекционных болезней, ставших в Ромейском царстве, как и повсюду, привычным явлением. Устраиваемые ими «чистки» населения приводили к опустошению сел и особенно городов с их скученными местами проживания. В таких случаях болезнь – то, что ромеи называли фнисис – мор, – действительно ходила из дома в дом, неся массовое заражение и, как правило, летальный исход. Чума была наиболее специфической и непредсказуемой болезнью, которая могла появляться совершенно внезапно. По своим эпидемиологическим свойствам она являеется зоонозом, то есть ее источником выступают животные, преимущественно крысы, мыши и другие грызуны. Именно через них бактерии Yersinia pestis переносились зараженными вшами, мухами и комарами, короче, кровососущими насекомыми, которые, укусив человека, заносили инфекцию ему в кровь. Эти бациллы, попав в нового носителя, быстро размножались снова и снова.

При наиболее распространенной бубонной форме чумы (до 70–80 % случаев заражения) сильнейшим образом воспалялись лимфатические узлы в паху, в подмышечных впадинах, на шее, за ушами. Они разбухали и превращались в мелкие и крупные гнойные опухоли, нарывы. Все начиналось с сильной головной боли, слабости, тошноты и появления на теле багрового пятна, указывавшего на след укуса насекомого. Затем в течение суток происходило уплотнение кожи и образовывалась возвышенность – папула, или так называемый бубон. В его центре появлялся пузырек величиной с горошину. Он наполнялся желтоватой или темной за счет примесей крови жидкостью, которую медики ныне называют «чумная фликтена». При срывании больными покрышки пузырька образовывалась язвочка – чумной карбункул, величиной от 0,5 до 5 см и более. Судя по описаниям, иногда опухоль-бубон могла быть величиной с лесной орех, а иногда разрасталась до размеров головки новорожденного. Тело больного, покрытого такими папулами, сотрясал озноб, температура быстро повышалась до 39 °C, прерывались дыхание и сердцебиение, угрожающе падало артериальное давление. Все это сопровождалось поражением нервной системы, бредом, а в самом конце, перед смертью, на кровоточащем теле под кожей часто появлялись темные пятна и розовые высыпания, так называемая пурпурная сыпь.

Другая форма чумы – легочная – была еще более заразной и опасной: при бубонной выживал примерно один из трех, при легочной – практически никто, хотя она охватывала лишь 5—10 % случаев заражения. Легкие забивались, начинались резкие боли в груди, то есть следовал отек легких, лицо больного становилось одутловатым, синюшным, он чихал, кашлял пенистыми выделениями, кровавой мокротой, испытывал внезапные ужасные приступы лихорадки с ознобом и жаром, после чего обычно впадал в глубокий сон, который становился все крепче, непробуднее, пока человек не умирал.

Третья форма – септическая чума, часто передающаяся воздушно-капельным путем, охватывала около 15–20 % случаев заражения, но, появившись внезапно, после инкубационного периода от нескольких часов до двух суток, приводила к очень быстрой, почти моментальной смерти, поскольку инфекция в крови была столь сильной, что не оставляла времени развиться другим симптомам, кроме таких признаков сепсиса, как интоксикация организма, мышечные, головные боли, резкая слабость, заторможенность, спутанность сознания, бред. Нередко поражался желудочно-кишечный тракт, и тогда к этому добавлялись резкие боли в области живота, наблюдались сильнейшая диарея, изматывающая рвота, тенезмы – жгучие боли в области прямой кишки. Главное, стремительно увеличивалась свертываемость крови, и уже только поэтому следовала быстрая гибель больного.

Известно, что занесенная из Средней Азии или с Урала пандемия, вошедшая в историю под названием «Юстинианова чума», с 541 до 749 г. проносилась по Средиземноморью около восемнадцати раз, то есть в среднем раз в двенадцать лет, сократив численность населения Ромейского царства приблизительно с 24–28 миллионов жителей (не менее 20 человек на 1 км2) в начале VI в. до 7—13 миллионов (9 жителей на 1 км2) в VIII в. Лишь с IX в. в Византии начался демографический рост, уже в Х в. прослеживаемый в нехватке продовольствия, борьбе знати за землю. К 1025 г. Империя ромеев вновь имела около 20 миллионов населения (20 человек на 1 км2), и в дальнейшем прирост не уменьшался, хотя число жителей государства в целом падало из-за хронических территориальных потерь и миграций. К 1280 г. площадь страны равнялась приблизительно четверти того, что она занимала к 1025 г., около 350 000 км2, и насчитывала от 3 до 5,5 миллиона населения. Новый сокрушительный удар нанесла вторая мощнейшая пандемия – «смертница»-чума, патетически описанная Иоанном Кантакузином в его мемуарах: она истребила в печально-памятном, трагическом 1348 г. треть населения Константинополя. Ромеи, потеряв иммунитет, выработанный к середине VIII в. против смертоносной бациллы Йерсена, палочки чумы, как и прежде, оказались недостаточно вооружены, чтобы бороться с этим бедствием. Впрочем, как и латины. «Черная смерть», явившаяся весной 1348 г., за два года унесла на Западе около 20 миллионов жизней, более половины населения, и резко усилила демографический кризис. Не намного лучше было в Византии, которая столкнулась с этой катастрофой на год раньше и потеряла не менее трети населения. В итоге до ее завоевания османами в 1453 г. она перенесла около одиннадцати волн инфекции, осложнявших и без того критическую демографическую ситуацию в жалких обломках Ромейского царства.

К примеру, есть основания полагать, что в Македонии, одной из областей с наибольшим количеством сохранившихся поздневизантийских письменных источников, именно чума стала одной из основных причин опустошения сельских поселений. Греция второй половины ХIV в. характеризовалась наибольшим числом обезлюдевших деревень за весь период вплоть до XIX в. Демографический кризис, вызванный первыми волнами этой чумы, очевидно, стимулировал массовую миграцию албанцев на Пелопоннес.

Однако не стоит преувеличивать степень фатальности таких переломных границ смерти, как это иногда делается византинистами. Ромейские писатели разного времени – Прокопий Кесарийский, Иоанн Эфесский, Евагрий Схоластик, Михаил Пселл и Анна Комнина – освещали некоторые патологические изменения в деталях, то есть лично их наблюдали и, значит, были близки к умиравшим. Врачи работали в самой гуще больных; люди, рывшие могилы, хоронившие мертвых, далеко не всегда подвергались заражению. Джордж Бейкер верно заметил по этому поводу: «Самым тревожным и деморализующим свойством чумы была ее очевидная иррациональность. Медицинская наука тех времен, а она была далеко не так плоха, как нам представляется, была поставлена в тупик. Нельзя было положиться ни на один из тогдашних методов лечения; все предсказания относительно эпидемии оказывались ложными. Врачи были не в состоянии отнести чуму ни к одному известному роду болезней. Попытки понять причину и природу болезни казались бесплодными. Очевидным представлялось только одно. Если бубон на теле нагнаивался и вскрывался, то больной выздоравливал. Но этот процесс нельзя было ни ускорить, ни контролировать. Ничто в этой болезни не поддавалось воздействию. Все, что можно было сделать, – положиться на веру, здравый смысл и ждать, когда напасть минует, если ей суждено было миновать».

Прокопий описывал лично виденные им папулы, бубоны чумы, некие «черные прыщи величиной с чечевицу», неожиданно открывавшиеся кровотечения, бред и отмечал, что некоторые «умирали тотчас же, другие много дней спустя».