Асы нелегальной разведки - Николай Шварев

«Они смогли расшифровать обнаруженные в Брюсселе и перехваченные новые радиограммы. Стало ясно, что мы имеем дело с чрезвычайно разветвленной сетью советской разведки, нити которой протянулись через Францию, Голландию, Данию, Швецию и Германию, а оттуда — в Россию. Самый главный агент действовал под кличкой Гильберт (на самом деле — Жильбер. — Н.Ш.), другой в передачах называется Кент. В самой Германии действовали два главных агента под кличками Коро и Арвид, информация которых могла поступать только из высших немецких кругов».

Не будем касаться неточностей и преувеличений, допущенных автором. Важно понять, как вели себя советские разведчики, оказавшиеся в руках палачей. Как сложилась их дальнейшая судьба?

Позже Л. Треппер рассказывал:

«Об аресте Кента и о том, что произошло в Марселе, я узнал 14 декабря 1942 года. Его арест произошёл двенадцатого. Узнал спустя день в результате прокола противника. Люди из зондеркоманды провели эту операцию вместе с французской полицией. Сначала префект полиции Марселя не дал санкции на арест Винсенте Сьерры, он сказал, что если будет распоряжение от правительства в Виши, тоща пожалуйста… Гестапо вынуждено было ждать. Но тут 12 ноября 1942 года — высадка союзных войск в Северной Африке, и немецкие войска заняли Марсель. В тот же день гестаповцы, прибывшие из Парижа, арестовали Кента и других. Я узнал об этом из газет.

Его привезли в Париж и тут же отправили в Берлин. Там уже находились все арестованные немецкие товарищи. В Берлине Кент выступил на судебном процессе Харо Шульце-Бойзена (ноябрь — декабрь) в качестве главного свидетеля обвинения. Он рассказал о встречах с немецкими товарищами из Красного оркестра, уточнил некоторые данные в шифровках. Можно себе представить, как повлияло его поведение в зале суда на товарищей?! “Человек из Москвы”, который приезжал к ним в Берлин и проводил с ними инструктаж. И вот этот человек их обвиняет. Это было ужасно!»

17 ноября 1942 года Л. Треппер предупредил Альфреда Корбена об аресте «Кента», с которым тот был хорошо знаком. Вместе с ним он выезжал год тому назад в Лейпциг на встречу с Альтой.

Корбена предупредили об опасности, но он не захотел скрываться. А 19 ноября 1942 года коммерческий директор фирмы «Симэкс» Альфред Корбен был арестован в Париже.

Его подвергли страшным пыткам, пытались узнать, где находится Жан Жильбер — Отто. Позже, в декабре, когда из Берлина приезжала специальная группа палачей-извергов со своей аппаратурой, Корбена снова истязали на «научной основе». После страшных пыток он был приговорен к смертной казни.

В те трагические дни Л. Треппер встретился со связным ЦК ФКП — «Мишелем». Леопольд рассказал ему об арестах в Марселе, Лионе и Париже, о том, что судя по всему, гитлеровцы задумали какую-то подлую интригу. «Если бы вдруг мне представилась возможность полететь в Москву, то я бы предложил Центру принять любую угрозу и поехать в Берлин, чтобы выяснить, что там происходит. Но, конечно, сделать это невозможно», — сказал он своему связнику.

В создавшейся сложной ситуации в Париже Л. Треппер принимает меры, чтобы отвести удар от тех товарищей, которые еще на свободе, и, самое главное, — закрыть геста-ловцам подход к связям с ФКП. Единственным человеком, который знал о связях Л. Треппера и Лео Гроссфогеля с компартией Франции, был «Кент». Отто понимал — спасти связь с компартией от гестапо — значит спасти всё дело, ради которого они рисковали собой.

23 ноября 1942 года Л. Треппер послал в Центр ещё одно тревожное сообщение о драматической ситуации, создавшейся в их организации в результате провалов.

Наступил день 24 ноября 1942 года.

«В тот день я должен был исчезнуть, — рассказал Л. Треппер. — Но мне надо было посетить дантиста. Полгода назад он должен был поставить мне коронки. Лео Гроссфогель и Гил ель Кац оставались на квартире под Парижем. Я должен был быть там в 5 часов вечера».

23 ноября послал письмо Жаку Дюкло, в котором писал: «Наше положение трагическое. Не понимаю, что происходит в Центре… Каждую минуту могу быть арестован, прошу об одном — уточнить всё ещё раз по партийной линии!»

В назначенный заранее час Л. Треппер явился к стоматологу и сел в зубоврачебное кресло. Минуту спустя в кабинет ворвались гестаповцы в штатском, крепко схватили его за руки, надели наручники, обыскали. Они предполагали, что Отто будет отстреливаться, выбросится из окна, но ошиблись. Арестованный держался спокойно. На улице его посадили в машину и увезли.

Обращаясь к Карлу Гирингу, руководителю зондеркоман-ды, участвовавшему в его аресте, он сказал с иронией: «Могу вас поздравить, если бы немного опоздали, то долго бы пришлось вам искать меня».

Геринг ответил: «А мы вас можем поздравить, т. к. о вашем существовании знали два года и искали вас… Сегодня завершили трудную двухлетнюю работу, — и тут же добавил: — Хотя мы находимся на разных сторонах баррикад и являемся врагами, но в судьбе разведчика бывает всякое».

Л. Треппера привезли сначала на ул. Соссэ, в дом, в котором до войны размещалась французская контрразведка. Начальник парижского гестапо приветствовал арестованного словами: «Наконец-то мы схватили советского медведя».

Через некоторое время его посадили в машину и отвезли в военную тюрьму Френ, под Парижем. Там он провел несколько часов. Под вечер его снова привезли на ул. Соссэ. Здесь состоялась первая встреча советского разведчика с руководителями «Роте капелле». Время было около 12 часов ночи. В комнате находилось 8–9 человек, и среди них, как он позже узнал, был шеф гестапо Генрих Мюллер. Первый разговор, вспоминал Л. Треппер, длился около 4 часов.

«Началось все со вступительного слова Карла Гиринга: “Это мои коллеги, которые интересуются вами и, невзирая на занятость, прилетели из Берлина”.

Далее Гиринг продолжил:

“Хотя вы очень искусно работали, но дело ваше проиграно, по разным соображениям, о которых вы узнаете позже, мы не собирались вас арестовывать. В Берлин вы не захотели приехать, тоща нам и пришлось осуществить арест, который для нас был нежелателен”.

Потом он начал говорить, что моё дело не нуждается ни в каком следствии. На столе лежали четыре папки, и он показывает на них:

“Здесь находятся ваши шифровки. Через несколько дней вы сможете с ними ознакомиться”.

Я вижу, что три папки называются “Роте капелле”, одна— “Дело Большого шефа” — касается только меня. Гиринг говорит: “Это ваши шифровки последних двух лет, все, что касается деятельности вашей группы — Париж, Бельгия,

Голландия и другие страны. Мы повсюду там хозяева, так же как и у вас — в Центре. Ваш директор нас слушает и доверяет нам. А вы это доверие утратили ещё в начале 1942 г. Мы не делаем никаких предложений, но знайте: судьба советского разведчика такова, что он погибнет дважды. Один раз — у нас, второй раз — в Москве. Здесь — как наш враг, а там — как предатель. Мы представим для этого доказательства”.

Я ответил:

“А если разведчик погибнет три и четыре раза, разве меняется суть его борьбы? Не знаю, господа, кто каждый из вас, но полагаю, что вы люди большого масштаба. Не понимаю только одного — откуда у вас такая абсолютная уверенность, что вы хозяева положения у директора в Москве? Через некоторое время вам придётся понять, что дело обстоит совсем не так, как вы думаете, что Москва знает больше, чем вам это кажется”».