Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

Ключом к победе стала моя подача. Тот год был одним из лучших, если говорить о моей подаче. Я стала попадать снова и снова. Она выходила очень точной и постоянно попадала именно туда, куда я хотела. По углам, по линиям и с впечатляющей силой. Когда вы так подаете, то контролируете очко, даже если это не эйс. Зная свои слабости, я смогла перевести игру в плоскость моих сильных сторон. Я стала навязывать свою волю. При розыгрыше некоторых очков я возила Энен по корту, как будто она была марионеткой на веревочках. Я заставляла ее двигаться так же, как она заставляла меня в наших четырех предыдущих встречах. И это проникло в ее сознание, так что даже когда она вставала на линию подачи, она знала, что ей предстоит долгий обмен ударами. После плохого начала я дважды выиграла на ее подаче в первом сете. 6–4 в мою пользу. Второй сет во многом был похож на первый. Моя подача обеспечила мне отскок под левую руку, и мой бэкхенд решил исход вечера. Я выиграла на ее подаче всего один раз в восьмом гейме второго сета, но иногда и одного раза бывает достаточно.

С приближение конца матча я чувствовала, как обстановка накаляется. Толпа, ее выкрики, звуки Нью-Йорка… Теперь все зависело от моей концентрации. В этом матче она была такой, какой не была еще никогда. Результат турнира теперь зависел от моей подачи. Энен отбила мяч мне под левую руку. Это было ее большой ошибкой. Я отбила мяч с силой и в хорошем темпе – она не смогла его взять. Мяч врезался в сетку. И этого оказалось достаточно. В тот же момент я опустилась на колени, закрыв лицо руками, а потом подбежала к трибунам, чтобы обнять папу. А потом вернулась на корт, чтобы получить свой приз – серебряный кубок, который я подняла так резко, что у него отвалилась крышка. В этом вся я. Я смеялась не переставая.

Я выиграла, но все еще не могла в это поверить. Этот невероятный турнир Большого шлема, выигранный здесь, в Нью-Йорке, на глазах у всех, кто болел за меня и кто болел против. Жизнь может быть прекрасна. И в тот момент мне казалось, что она будет такой вечно. Но когда вы так думаете, когда вы начинаете в это верить, вы скорее всего ошибаетесь.

Известный певец как-то спел, что жизнь похожа на зебру.

2008 год не был моей белой полосой. За плохими новостями следовали худшие. Одна чертовщина накладывалась на другую. А началось все с Роберта Лансдорпа, который успел стать такой важной частью моей жизни и моей команды. Он был ненормальным, он был задницей, с ним было сложно, и он был со странностями – но я его любила. По-видимому мой отец не разделял моих чувств. По-видимому он не мог больше работать с ним, или все было наоборот.

Что же произошло?

Все зависит от того, кого и когда вы спросите. Отец скажет вам, что время проходит, многие вещи меняются и люди расстаются. Мы взяли от Лансдорпа все, что нам было нужно, скажет он вам, а Лансдорп получил от нас все, что хотел. Так что никто ни в чем не виноват. Все кончилось. И наступило время двигаться дальше. Отец верит в то, что тренеров и жизненный порядок надо менять каждые несколько лет – это позволяет тебе учиться новому и делает жизнь интереснее.

А Лансдорп отметает все эти разговоры о естественном конце и о том, что люди расходятся, как полную хрень. Вместо этого он называет точный инцидент в конкретный день.

Я играла с Надей Петровой, русской девушкой, о которой я была невысокого мнения. Хотя что-то в ней было. Может быть, соперничество становится острее, когда играешь с соотечественницей? Выглядит так, как будто вы играете за любовь одного и того же партнера. И такие отношения могут выглядеть как ненависть. Надеюсь, что когда я закончу играть, то все мои соперницы смогут меня простить, а я прощу их всех, но пока я в игре, мне необходима эта напряженность в отношениях. В этом нет ничего личного. И не имеет никакого отношения к девушке на корте. Это источник моей энергии. Он необходим мне, чтобы побеждать. Матч шел через пень колоду, и все зрители смотрели на моего отца, который сидел с Лансдорпом в моей ложе. К тому времени Юрий уже стал знаменитым теннисным родителем. Он не давал интервью, ничего не комментировал в прессе, не старался пускать пыль в глаза и от этого казался таинственным и интересным. Прежде чем он сообразил, что происходит, он стал карикатурой в мире тенниса – сумасшедший русский папаша, прогуливающийся в капюшоне, ни с кем не общающийся и бормочущий себе что-то под нос. Толпа зрителей вспомнила об этом, и обстановка на матче с Петровой напоминала штормовую. И наконец, посередине матча, кто-то бросил на корт теннисный мяч. У меня в руках уже был один – я как раз готовилась подавать, как вдруг, как гром среди ясного неба, на корт спланировал еще один мяч. Публика зашипела. А потом я услышала голос отца, перекрывающий все остальные звуки:

– Заканчивай розыгрыш!

Пресса за это уцепилась. Еще одна выходка ненормального русского. Журналист позвонил Лансдорпу и спросил его мнение по поводу этого эпизода. Роберт не стал много говорить, но то, что он сказал и что напечатала потом газета привели моего отца в ярость. По сути, Лансдорп сказал, что, по его мнению, Юрий не должен был кричать с трибуны. На следующей игре, если верить версии Лансдорпа, отец был вне себя. Они в ледяной тишине сидели друг рядом с другом. Напряжение росло и росло. Я на корте стала проигрывать, и чем хуже игра складывалась для меня, тем хуже становилось их настроение. Наконец, после того, как я проиграла очко, отец повернулся к Лансдорпу и произнес:

– Вот видишь? Вот что получается, когда не кричишь с трибун.

Как ответил ему Лансдорп?

Что ж, если вы хоть раз видели Роберта, то вы, наверное, уже догадались.

– Отвали, Юрий. И кончай скармливать мне эту хрень, – ответил он.

И это был конец – конец моей работе с Робертом Лансдорпом. Он больше никогда не тренировал меня. Потеря была гораздо больше, чем вы можете себе представить. Ведь от Лансдорпа я научилась не только плоскому удару и не только поняла необходимость бесчисленных повторений. Помимо этого, он дарил мне свою дружбу и давал мне уверенность в себе. В наших отношениях была стабильность и сбалансированность, которые редко встречаются в жизни. И неудивительно, что столько великих игроков подчеркивают ту роль, которую Лансдорп сыграл в их успехе. И при этом они говорят не о технической стороне вопроса. Технике тебя может научить каждый. Они говорят о чем-то неуловимом, о тех отношениях и ощущениях, которым он тебя учит и благодаря которым ты выживешь, в какую бы черную яму ты не провалился, потому что ты чемпион. Доказательства? А был бы он рядом с тобой, если бы ты им не был? И именно этого мне потом не хватало многие годы, но особенно месяцы сразу же после расставания. Другими словами, Роберт Лансдорп исчез в самый неподходящий момент – именно тогда, когда начинался самый тяжелый период в моей карьере.

* * *

Хотя сам по себе год не был таким уж плохим. Я выиграла свой третий турнир Большого шлема. Открытый чемпионат Австралии. Во время этого турнира я играла, наверное, в самый чистый теннис в своей карьере. Помню, все обсуждали, как далеко дойдет Линдсей Дэвенпорт, которая из-за травмы не была посеяна. Оказалось, что я должна была играть с ней во втором круге. Мне это не понравилось. Не важно, каковы твои успехи и как легко тебе все дается на корте – если у великого игрока выдастся удачный день, то шансы на то, что для тебя он будет не таким уж удачным, достаточно большие. А Линдсей Дэвенпорт была великим игроком. Поэтому я готовилась к этому матчу, позабыв обо всем, несмотря на то, что перед ним мне еще предстояла игра в первом круге. Сетка была одной из самых сложных, которые мне доводилось видеть на турнирах Большого шлема. После Дэвенпорт мне пришлось выигрывать у Елены Дементьевой, Жюстин Энен и Елены Янкович – у теннисисток мирового уровня.